В России вынесли первый приговор за «фейки» о войне. За два сообщения в чате суд назначил штраф в миллион рублей Вот история Петра Мыльникова — забайкальского предпринимателя, попавшего под новую статью
Предприниматель из забайкальского поселка Оловянная Петр Мыльников — первый россиянин, которому вынесли приговор по новой статье о «фейках» про войну. Уголовное дело появилось после того, как Мыльников опубликовал в своем чате в вайбере (под названием «Мы живем на руинах») два сообщения о ходе российского вторжения в Украину. 31 мая суд признал его виновным и назначил штраф — один миллион рублей. «Медуза» поговорила с Мыльниковым о том, что за «документы» он опубликовал в чате, как с ним обращались при задержании и почему он решил признать свою вину.
Я — предприниматель, занимаюсь продажей продуктов и бытовой химии. Помимо этого, долгое время работал в ЖКХ — директором муниципального унитарного предприятия «Теплосети». Я знаю, как устроена эта система изнутри, как там накручивают счетчики, чтобы обворовывать население. Ничего нормального в этой области сделать нельзя.
[В 2007 году] я пробовал обратиться к губернатору, чтобы выбить деньги на проект по развитию ЖКХ [в поселке Оловянная] в рамках общероссийской программы [по реформированию отрасли]. Тогда вводили федеральный закон по переводу ЖКХ на самоокупаемость, для этого необходимо было привести все в порядок: провести ремонт многоквартирных домов и всей инфраструктуры. На тот момент на реализацию этого проекта было выделено около 400 миллиардов рублей. У нас в поселке все развалено, и это надо было как-то спасать. Я пытался продвинуть этот проект и занимался им почти год. Однако из-за нежелания главы [поселка] это реализовывать так ничего и не вышло.
Тогда я понял, что в этой стране ничего не сделаешь. Вроде бы пытаешься-пытаешься, а потом тебя просто увольняют за то, что не так посмотрел на кого-то: каждому чиновнику надо улыбаться.
[В 2016 году] я баллотировался на [муниципальных] выборах, потому что изначально вообще не было ни одного кандидата. Потом, ближе к концу сроков регистрации, откуда-то взялось еще 14 человек от разных партий, но в основном у нас все самовыдвиженцы. Тогда я решил оставить эту идею — пусть этим занимаются те, кому это действительно нужно.
История моего чата «Мы живем на руинах», за сообщения в котором на меня и завели уголовное дело, началась в 2019 году — после моей поездки в Шанхай. Я посмотрел, как живут в Китае, вернулся оттуда и понял, что уровень нашего развития остался где-то в прошлом. Инфраструктура города [Шанхая] организована так, что ты просто обалдеваешь: пробок нет, а город огромный. Там я первый раз увидел, что железнодорожные пути могут быть построены в три яруса друг над другом.
Я решил создать в вайбере чат для обсуждения проблем, которые есть у нас в поселке. К примеру, мы говорили о коррупции, разрушенной инфраструктуре, повышении тарифов ЖКХ — да и в целом работе местных властей. [Выбрал вайбер], потому что у большинства жителей нашего поселка телефоны за 8–10 тысяч рублей, с небольшим объемом памяти — 8–16 гигабайт, а для нормальной работы телеграма нужно гораздо больше памяти.
Более-менее нормальные телефоны начинаются с 15 тысяч рублей, что достаточно дорого для людей из Оловянной. Мы пытались сделать клон нашего чата в телеграме, но ничего из этого не получилось, потому что там людей не набралось.
Я сразу добавил в чат всех своих друзей, а они стали распространять ссылку по интернету. Постепенно чат оброс участниками. Сейчас в нем 143 человека.
После 24 февраля все обсуждения строились вокруг войны, мы высказывали свое мнение, шутили над властью и обсуждали происходящее. Кто-то ушел [из чата], когда началась война, еще человек тридцать вышли после истории с моим уголовным делом.
В чате нет цензуры — каждый может высказать свое мнение. Люди, которых я назначил администраторами, придерживаются этого принципа. При этом в чате есть и те, кто за Путина, и те, кто против.
Меня обвинили за публикацию двух документов, которые уже гуляли по сети, — я решил отправить их в чат. В первом говорилось о том, что трупы погибших на войне будут сжигать. Это вполне понятная ситуация — кто ими будет заниматься? Более того, в распоряжении Министерства обороны есть [мобильные] крематории, они же для чего-то нужны. Во втором [документе] говорилось, что на войну будут забирать самых идейных ребят из юнармии, как только им исполнится 18 лет.
Так как сам по себе наш поселок небольшой, то в чате были и полицейские, и местный прокурор, и фээсбэшники. Думаю, как раз один из них и завел это дело.
Документы я опубликовал 5 марта, а где-то числа 15-го мне сообщили знакомые, что я уже «нахожусь в разработке». Что я чуть ли не первый в списках и за мной скоро придут. Откуда у них была эта информация, мне не известно.
«Медуза» заблокирована в России. Мы были к этому готовы — и продолжаем работать. Несмотря ни на что
Нам нужна ваша помощь как никогда. Прямо сейчас. Дальше всем нам будет еще труднее. Мы независимое издание и работаем только в интересах читателей.
Задержали меня 28 марта по дороге на работу. Иронично, что тогда я как раз устроился в министерство обороны — туда меня пригласил поработать мой друг, и еще до войны, в декабре, я отправил заявку. Там я занимался работой с теплосетями.
Когда мы с коллегой выехали к части на работу, на дороге уже было много полиции — в местах, где они обычно не стоят. Я обратил внимание, что они косо на нас смотрели. Потом дорогу нам перекрыл полицейский уазик, в котором были сотрудники ФСБ — двое в маске и один без. Они попросили меня пройти [с ними] и затолкали в машину. Там меня сразу же кинули на пол. Они орали, спрашивали, кому я перевожу деньги, кого финансирую, что публикую. Я орал на них в ответ, потому что говорили они полный бред. После этого меня повезли к дому и провели обыск: они искали технику, забрали флешки, один компьютер и телефоны.
Потом мы приехали к следователю, дело взялся вести глава отдела. Мне начали задавать вопросы о том, что это за чат, что там публикуется и так далее. Вопросы они постоянно согласовывали с Читой — по их словам, они это делали, потому что мое дело первое и никаких протоколов о том, как его вести, нет.
В целом отношение ко мне было нормальное, никто мне не угрожал и не избивал. К примеру, когда я говорил, что хочу курить, они спокойно спускались со мной и ждали, пока я покурю.
Я понимал, что мне могут дать реальный срок, но страшно не было. Я сразу предложил следователю не морочить друг другу голову и закрыть это дело «в особом порядке» [без выяснения обстоятельств], хотелось обойтись без лишних разбирательств. В таком случае была возможность передать его в суд за 10 дней, однако по итогу его все равно продержали два месяца.
Что касается видео, в котором я говорю, что признаю свою ошибку, его попросил записать один из сотрудников ФСБ, якобы для отчета. Я согласился, с его стороны не было каких-то угроз. Он говорил, что опубликует его, — я не возражал. Более того, я сам отправил его в наш чат, чтобы люди видели, что происходит. Я к этому относился с иронией и писал, что теперь наш чат показывают по федеральным каналам.
Мне дали государственного адвоката, услугами правозащитников я не пользовался и решил написать чистосердечное признание. Зачем ерепениться? По сути, я же делал эти посты именно с целью дискредитировать армию. Я открыто говорил, что я не поддерживаю войну. Я этого не отрицал ни перед адвокатом, ни перед следователем и полностью признал вину.
Забавно, что даже адвокат мне пытался рассказать историю о том, как «Ленин создал Украину», кому бы я там доказал свою правоту? Фээсбэшники говорили: «Вот куда ты залез, зачем тебе эти проблемы? Геморрой себе создаешь». Складывается впечатление, что люди из правоохранительных органов смотрят телевизор сутками. Они искренне верят в то, что там [в Украине] нацисты.
После допроса у следователя меня сразу отпустили домой, никаких подписок о невыезде мне не давали. Я спокойно вызвал такси и уехал. Следующие два месяца до суда ничего такого не происходило. Понятно, что работать при министерстве обороны я уже не мог, по итогу я там проработал два месяца. Да и, честно говоря, я и сам хотел оттуда уйти. Там я работал начальником теплоснабжения, в моем подчинении было еще пять начальников котельных. В первом месяце пришла зарплата 25 тысяч рублей. А состояние всех котельных такое, что их нужно снести и строить все заново, там убитое все.
Суд прошел без каких-либо нареканий, судья монотонно пробубнила все, что она должна сказать, и 26 мая вынесла приговор. Я получил штраф в один миллион рублей за два эпизода.
Прокурор после суда вышел и сказал: «Петр Иванович, ссать против ветра не стоит, и один ты здесь ничего не сделаешь». Он говорил, что революции в России быть не может, но так думали и в царской России, а потом революций было две.
Сейчас ситуация с этим штрафом закрыта не до конца, и что будет дальше, непонятно. Я планирую подавать апелляцию, чтобы понизить сумму, а после этого писать заявление, что хочу выплачивать эту сумму постепенно. Но пока трудно сказать, как это будет складываться.
Никуда уезжать или бежать я не планирую. Когда началась война, мне писали знакомые из Украины с вопросами о том, как мы тут живем и не хочу ли я вообще уехать. Я всегда говорил, что я здесь родился, это мой дом. Если в твоем доме завелись тараканы, то их надо травить.
«Медуза»