«Волчье время» — книга Харальда Йенера, немецкого журналиста и почетного профессора Берлинского университета искусств. Она вышла в 2019 году и получила премию Лейпцигской книжной ярмарки в категории «Лучший нон-фикшен». Английский перевод высоко оценили критики. В декабре прошлого года издательство Individuum выпустило «Волчье время» на русском языке. В своей работе Йенер описывает, как была устроена жизнь немцев в первое послевоенное десятилетие — и этот текст невозможно воспринимать вне контекста современной войны. По просьбе «Медузы» о книге рассказывает литературный критик Лиза Биргер.
Среди российских читателей в последние годы особенно популярна литература о Третьем рейхе (об этом говорят, например, книготорговцы) — и издательства это чувствуют. В 2020-х на русском языке вышло несколько книг о Германии после войны: в 2021-м «Альпина нон-фикшн» выпустила «Землю, одержимую демонами» американки Моники Блэк — исследование послевоенных оккультных практик; в 2023-м «Самокат» издал повесть немки Кирстен Бойе «Не реви, ты еще жив» о том, какой была весна 1945 года для гамбургских подростков.
Наконец, стоит вспомнить сборник репортажей шведского журналиста Стига Дагермана «Немецкая осень» (перевод вышел в Издательстве Ивана Лимбаха в 2023 году). В ней автор рассказывает о Германии 1946 года, и картина выходит предельно мрачной: одинокие люди умирают от голода и холода среди руин. Дагерман, кажется, первым задает в своей книге вопрос: не слишком ли жестоко такое наказание для целой нации? Ведь «горе немецкого народа коллективно, в то время как жестокость коллективной не была».
Автор «Волчьего времени» Харальд Йенер с такой риторикой не согласен. Он называет это «вытеснением» — по его мнению, разговор о страданиях немцев приводит к тому, что для подлинных жертв войны не остается «ни места, ни мыслей».
Показательна в этом смысле описанная Йенером история бывшего эмигранта, знакового немецкого писателя Альфреда Дёблина, который после войны вернулся на родину, чтобы бороться с пережитками нацизма. В 1945-м он открыл в Баден-Бадене бюро по денацификации, но в итоге убедился, что «гораздо легче будет заново отстроить немецкие города, чем заставить немцев понять, почему это все произошло». Разочаровавшись в своей идее, Дёблин вернулся во Францию.
Довольно деликатно Йенер определяет «волчью» эпоху как время «дефицита правового сознания»: время мародерства, беспрецедентного насилия, спекулянтства. В одной из самых ярких сцен книги журналистка Рут Андреас-Фридрих рассказывает, как за несколько дней до окончания войны толпа в Берлине буквально растерзала руками невесть как забредшего на улицы белого вола: «Вот, значит, как выглядит час освобождения, которого мы ждали двенадцать лет?»
Исследуя послевоенное коллективное немецкое «мы», Йенер, в отличие от Дагермана, пишет свою картину разными цветами, не только черным. Да, это голодная жизнь десятков миллионов людей, оставшихся без дома. Да, это сотни кубометров руин. Но страна в тот период, настаивает автор, стремительно возрождалась, и свидетельство тому — последовавшее за восстановлением немецкое экономическое чудо. Именно в послевоенные годы родилась новая мораль, пишет Йенер: главным человеческим качеством вдруг стало стремление обычного немца сохранить — хоть в каком-то виде — порядочность в условиях разрухи.
В предисловии Йенер упоминает статью Курта Кузенберга в газете Neue Zeitung под названием «Гимн эпохи бедствий». Кузенберг говорил о послевоенных годах как о времени коллективной невинности: пусть немцы воровали и не церемонились друг с другом, но в их поступках была своя «разбойничья честь», писал журналист.
Йенер поначалу спорит с этим утверждением: не время невинности, а время коллективной вины, которую немцы просто отказывались принимать, думая тогда лишь о собственном выживании. Но позже автор приходит к выводу, что именно такой фокус сумел привести народ (точнее, даже два народа — восточных и западных немцев) к денацификации — несмотря на фактическую неспособность граждан связать свои страдания со своей же ответственностью за произошедшее.
Если вы хотите купить книги издательства «Медузы», пройдите по этой ссылке. Покупая наши книги, вы помогаете нам платить гонорары авторам и поддерживаете издательский проект, который создан для того, чтобы неподцензурная литература даже сейчас была доступна читателям в России.
Почему немцам удалось создать «антифашистское, вполне респектабельное общество»? Потому что, в первую очередь, они строили его для себя, уверен автор — а денацификация оказалась следствием.
«Преображая окружающую действительность, немцы менялись и сами», — утверждает Йенер. Он посвящает целую главу дизайну: обои с абстрактными узорами и столик «Почка» на тонких ножках стали символами новой легкости. Прошлое, говорит он, было «отключено как по щелчку». Единственное, что объединяло послевоенных немцев, — что они простили себе нацистские преступления: «Почти такой же зловещей, как инфернальное прошлое Германии, кажется и та интуитивная уверенность, с которой она потом вновь обрела свое былое благонравие».
Так что же случилось в итоге, что несколько десятилетий спустя сложный разговор о нацистском прошлом все-таки был начат? Ответ Йенера — чудо. Возможно, причиной этого чуда стал стремительный экономический расцвет послевоенных лет, который автор называет «незаслуженным». Возможно — очищение страданиями послевоенных лет. Но честный разговор о прошлом для немцев состоит и в том, чтобы признаться: такого разговора вовремя проведено не было — им не стал даже Нюрнбергский процесс, — и его могло бы не быть вовсе.
Женщины разбирают завалы в Дрездене. 1945 год
Deutsche Fotothek / picture alliance / Getty Images
Парадоксальность «волчьего времени» в книге выражена в частных историях. Вот автор описывает, как женщины разбирают на улицах груды тяжелых камней, в то время как другие жители Берлина наблюдают за процессом, попивая кофе в новых кафе на Курфюрстендамм (с первых послевоенных месяцев в Германии возродилась комфортная бюргерская жизнь). Тут же Йенер рассказывает, как во Франкфурте-на-Майне появилось предприятие по переработке руин в новые строительные материалы — позже эта инициатива привела к экономическому процветанию города.
Пишет он и о том, как немцев захватила мода на танцевальные клубы (тогда их список в Берлине был немногим короче сегодняшнего), и о том, как в Кельне возродился карнавал — событие для местных властей настолько важное, что к его организации тайно привлекли Томаса Лиссема, владельца местных ликерных фабрик и преданного активиста Национал-социалистической партии.
Целую главу Йенер посвящает сексуальному просвещению. Бывшая летчица люфтваффе Беата Узе сколотила целое состояние, издавая пособия по контрацепции и памятки для ветеранов, потерявших потенцию. В 1961 году Узе открыла первый в мире сексшоп — и стала одним из главных порносимволов Германии. Преображая окружающую действительность, немцы менялись и сами.
Четырехсот страниц не хватило бы, чтобы поставить диагноз всей нации — и Йенер почти не пытается этого сделать. Ему важнее показать, что послевоенное время в Германии было разным, одновременно трагическим и забавным, одним словом — странным. Но именно в нем, считает исследователь, лежат корни современного осмысления нацизма и холокоста. Главный урок, который может преподать нам эта книга, — выучить исторические уроки можно, только добившись благополучия в частной жизни и, возможно, все-таки пострадав.
Бюро Альфреда Дёблина по денацификации
Альфред Дёблин, автор знаменитого романа «Берлин, Александрплац», уехал из нацистской Германии в 1933 году, поскольку был евреем. В 1945-м он вернулся и поселился в Баден-Бадене, которым тогда управляла французская администрация. Именно французы поручили писателю открыть бюро по денацификации. Работая в бюро, Дёблин готовил репортажи для радио Südwestfunk и издавал литературный журнал Das Goldene Tor.
Что Кузенберг имел в виду?
Вот как описывал журналист «разбойничью честь»: «Мать крала у дочери последние кусочки сахара. Зато хозяин делился с гостем последним кусочком хлеба или масла, не думая о том, что он будет есть завтра. Делать добро тогда было труднее, чем сегодня, но гораздо приятнее».