истории

«Что делать людям в России? Постараться не сойти с ума» Минюст попросил запретить «международное общественное движение ЛГБТ». Мы поговорили об этом с ЛГБТК-людьми — в том числе с теми, кто остается в РФ

Источник: Meduza

Российское Министерство юстиции направило в суд иск с требованием объявить «экстремистской организацией» и запретить в России «международное общественное движение ЛГБТ». Что конкретно российские власти имеют в виду под этим «международным общественным движением» — неизвестно. Какие последствия будут у этого шага — тоже (к сожалению, возможны самые страшные варианты). «Медуза» поговорила об этом с ЛГБТК-людьми.

Карен Шаинян

журналист, автор нескольких проектов о жизни ЛГБТК-людей

Мы можем предполагать, что они [российские власти] замышляют уголовное преследование за борьбу за права [ЛГБТК-персон] или минимальную видимость. Но на самом деле — просто за факт их существования. Поскольку такие законы обычно очень плохо написаны, они используются для избирательного правоприменения, привлечь смогут любого. Поэтому, боюсь, такая инициатива может означать возвращение уголовного преследования геев и вообще квир-людей.

Единственная цель, зачем власти это делают, — чтобы мы провели как можно больше времени, обсуждая это. Чтобы люди больше боялись, чтобы одни сильнее ненавидели других. Чтобы отвлеклись от Украины и других сложных вещей. Для этого придумываются более или менее все инфоповоды про ЛГБТК-людей и много про что еще. 

Эта политика давно не меняется. И было бы странно, если бы она менялась: если везде происходят ужесточения, почему здесь должно происходить послабление? Другое дело, что любое действие рождает противодействие. То, что мы сейчас имеем, — это в том числе моих рук дело. И дело рук всех остальных людей, которые когда-либо что-то пытались сделать для прав и свобод квир-сообщества в России. Мы все что-то производили: кто-то контент, кто-то [делал] помогающие организации и инициативы. Мы добились заметных результатов, их заметили — и на них начали активно реагировать.

Действие с закручиванием гаек, которое они сейчас производят, снова будет рождать противодействие — уже с нашей стороны. Глупо будет не ответить на это какой-то кипучей деятельностью. Тем более если мы находимся в относительной безопасности (за границей, — прим. «Медузы»). Если они запрещают нас в России, мы должны сделать все [что можем за рубежом], чтобы поддержать тех, кто находится внутри.

Слова и действия — это все, чем мы можем помочь. В своих провластных каналах они говорят о том, что мы «преступники», «извращенцы», «больные люди». Они лгут. Мы должны противопоставлять этому ровно обратную информацию, которая соответствует истине: мы — здоровые люди, мы — равные в правах граждане своей страны. Пусть власть в настоящий момент так и не считает. Если нормальную статистику [о количестве квир-людей] экстраполировать на Россию, наберется по меньшей мере 10–15 миллионов квир-персон. Подавляющее большинство из них осталось [в России после 24 февраля 2022 года и не стало эмигрировать]. 

Тяжелее всех подросткам и молодым людям всех гендеров и ориентаций: им важно слышать, что с ними все в порядке, такой контент нужен всем. Кроме того, если людям угрожает реальная серьезная опасность, мы должны помогать им ее избежать, [в том числе помогать] уехать. Этим логично заниматься всем, кто убежал на безопасное расстояние от этих обезьян с гранатой. 

Если какое-то «международное сообщество» они только хотят рассмотреть как «экстремистов», то меня-то уже признали «экстремистом». И завели уголовное дело. Я в каком-то смысле нахожусь в будущем, со мной это уже произошло — как сказал мой адвокат, за слова. Весь наш журналистский «экстремизм» проявляется в том, что мы что-то говорим, пишем и снимаем. Вероятно, это и нужно продолжить делать, не обращая внимания на то, что они делают отвлекающие маневры [вроде попыток признания ЛГБТК-людей «экстремистами»], пока бомбят Украину. 

Что делать людям в России? Постараться не сойти с ума. Обеспечить собственную безопасность по мере своих возможностей. Десять раз подумать, каким образом это можно сделать — при условии, что они не могут просто взять и уехать. Сделать это могут далеко не все. 

Но есть и хорошая сторона реальности: у этой машинерии очень ограничены ресурсы. Они приняли столько устрашающих, ограничивающих и запретительных мер, что никакая бюрократия и никакой силовой аппарат не справятся с неукоснительным соблюдением всего этого. Но едва что-то заметное будет происходить — вполне вероятно, что теперь это будут не штрафы. Будут сажать в тюрьму, где квир-человек может и не выжить. Поэтому тем, кто внутри, у меня язык не повернется, как раньше, говорить: «Давайте бороться!» Я уехал — и отсюда, вероятно, мы можем побороться. Изнутри — нет. 

Маргарита

ЛГБТК-активистка, имя изменено по соображениям безопасности — героиня находится в России

Я всегда смотрю на вещи позитивно и верю в лучшее до последнего. Я не верила, что примут закон о пропаганде [«нетрадиционных сексуальных отношений и педофилии»]. Поэтому и в то, что ЛГБТ могут признать «экстремистским движением», не верила. И не верю. Об этом уже давно говорят, хотели и феминисток, и чайлдфри в «экстремисты» внести, но этого так и не произошло.

Я не верю, что именно этот иск удовлетворят, потому что его формулировка абсурдна. Нет такой организации «международное общественное движение ЛГБТ». Поэтому кого вносить в список, непонятно. Нет такого единого движения с уставом, с членскими взносами и прочим. Поэтому пока это все выглядит как пиар Минюста, но не что-то реалистичное. Я верю в здравомыслие Верховного суда.

Наверное, это мой механизм защиты. В другое верить слишком страшно, и мой мозг с этим не справляется, предпочитая верить в параллельную реальность.

[Если все же это случится], хреново будет ЛГБТК+ в России. Я думаю, что начнут с организаций, активных активисток и сторонников. С другой стороны — вот ФБК признали «экстремистской организацией». Много ли людей после этого признали «экстремистами» или оштрафовали? Непонятно, что будет. И не хочется фантазировать, если честно. 

Мне бы очень хотелось [продолжать активистскую деятельность]. Потому что без этого я не представляю свою жизнь. Будем обсуждать с коллегами, что делать с нашим проектом, разрабатывать протоколы безопасности, взвешивать риски. 

ЛГБТК-людям, которые остаются в России, я бы сейчас посоветовала не паниковать раньше времени, заботиться о своем ментальном здоровье и о близких. 

Мира

активист, транснебинарный человек

С одной стороны, вектор движения России в сторону фашизма уже давно на виду, с другой — мне кажется, что мы все еще каждый раз обманываемся мыслью: «Ну на ТАКОЕ-то они точно не пойдут, это уже слишком». Я думаю, это связано с тем, что Россия, особенно центральная и столичная Россия, долгие годы, несмотря ни на что, сохраняла образ «европеизированного» общества. Это было для нее важно, чтобы противопоставлять себя «неразвитым странам третьего мира». Мы могли потреблять западный ЛГБТКА-контент, читать в соцсетях квир-звезд и блогеров, которые были встроены в рынок, и все это создавало ощущение относительной нормальности, даже после появления закона о «пропаганде», потому что применялся он избирательно.

Да, ЛГБТКА-люди в России всегда подвергались преступлениям на почве ненависти, но это происходило преимущественно за кадром, потому что касалось в первую очередь самых бедных и лишенных голоса (например, трансгендерных людей-мигрант:ок), или оставалось в границах оккупированного Северного Кавказа, где насилие можно по-расистски списать на «дикие нравы», хотя происходит оно при полной поддержке Москвы. Я сам в какой-то степени продукт этой пропаганды, я рос во времена, когда по телевизору показывали клипы «Я сошла с ума» группы «Тату» и «Между мной и тобой» певицы Скарлетт, и эти воспоминания еще очень свежи. Но если мыслить аналитически, то объявление нас «экстремистской организацией» вполне логичное продолжение всего, что делает Россия в последние годы.

Я считаю, что самое опасное во всех репрессивных государственных инициативах против ЛГБТКА даже не сама возможность их применения против конкретных людей, а усиление ненависти и разрешение насилия на уровне общества. Объявить ЛГБТКА «экстремистским сообществом» — значит, прежде всего, объединить огромную группу людей самых разных политических взглядов и с самыми разными жизненными путями в одно, в очередной раз назвав их законной целью для ненависти и уничтожения.

Проявляться на уровне общества это может по-разному: от жестокой школьной травли детей, которые выглядят и ведут себя недостаточно нормативно (не имеет значения, относятся ли они при этом к ЛГБТКА или нет), до активизации праворадикальных групп, у которых появится новый инструмент насилия и новый повод для его применения — они будут заявлять, что «борются с экстремистами». А государство, вероятно, как это бывало и раньше, будет применять этот метод репрессий точечно — против неудобных политических активисто:к и ЛГБТКА-организаций.

Мне кажется, что маленьким локальным ЛГБТКА-инициативам в регионах России в такой ситуации придется особенно тяжело, потому что им нужно будет еще глубже «залечь на дно» или закрыться совсем. При этом они выполняют жизненно необходимую функцию поддержки сообществ в своих городах и регионах, буквально спасая людей: например, помогают ЛГБТКА найти дружественных врачей и психологов, обеспечивают лекарствами, создают безопасные пространства для общения и взаимопомощи. Они не могут уехать из страны и существовать только онлайн, потому что их работа связана с конкретным пространством, а риски становятся уж очень высокими.

Мне кажется, что мы существуем во времена, в которые выживание уже становится радикальной практикой протеста. Нам нужно беречь себя, налаживать и поддерживать связи друг с другом, и продолжать жить, еще и потому что другого, более удачного времени у нас, к сожалению, не будет.

Еще я считаю, что нам нужно обращаться к опыту стран, в которых жизнь ЛГБТКА-людей в разной степени криминализирована уже давно, вне зависимости от того, пройдет ли инициатива про «экстремизм» в нашей стране. Нас десятилетиями приучали думать про них как про «другой мир» от которого мы кардинально отличаемся, но это неправда. Квир-люди живут и находят способы объединяться и бороться и в Узбекистане, и в Иране, и в Ливане, и во всех странах мира, потому что никакие законы и запреты не могут сделать так, чтобы нас не существовало.