Человечность под вопросом В издательстве Babel Books Berlin вышла книга Жени Беркович «Питомцы». Критик Лиза Биргер рассказывает, как можно противостоять репрессивному государству даже в тюрьме
Человечность под вопросом В издательстве Babel Books Berlin вышла книга Жени Беркович «Питомцы». Критик Лиза Биргер рассказывает, как можно противостоять репрессивному государству даже в тюрьме
Издательство Babel Books Berlin выпустило «тюремную сказку» режиссерки Жени Беркович «Питомцы» — фантастическую повесть, написанную Женей в СИЗО для своих дочерей Ани и Киры. Критик Лиза Биргер рассказывает, как текст Беркович встраивается в новую традицию женской тюремной прозы («Невероятные приключения в женской камере № 3» Киры Ярмыш, «Я желаю пепла своему дому» Дарьи Серенко) и экспериментирует с поэтической классикой и даже с тюремным шансоном. Статья Биргер вышла на сайте Babel Books Berlin; с разрешения BBB «Медуза» публикует этот текст у себя.
Книгу Жени Беркович «Питомцы» можно заказать в нашем «Магазе» уже сейчас. Купив ее, вы поддержите не только «Медузу», но еще Женю Беркович и ее семью.
«Питомцы» — фантастическая повесть Жени Беркович, написанная в СИЗО в ожидании суда и приговора и посвященная ее бабушке и дочерям. Это ее первая проза, литературный дебют. В чем есть определенная ирония, ведь известна во всем интернете Женя Беркович оказалась благодаря своим художественным текстам. Впрочем, ирония вокруг Жени всегда неслучайна — это ее модель сопротивления войне, насилию и репрессиям и один из ключей к ее повести о тюремной жизни, в которой действуют не арестантки, а населяющие СИЗО кошки.
Животные в повести Беркович — Коренные Обитатели Тюрьмы, которую сами они называют Тюрьмяу. Главный здесь — Котан, Кот в Загоне — он заправляет местным кошачьим сообществом и иногда вспоминает о своих детях от тощей костлявой кошки по имени Дрань Полосатая. Однажды к тюрьме прилетает очень глупая ворона по имени Ира, а за ней приходит домашняя и потрепанная жизнью британская кошка Шаня (в прошлом Шанель) — она ищет свою хозяйку. Вся эта яркая компания, внезапно даже для самих себя, начинает спасать друг друга, а потом и ту самую хозяйку, блондинку с черной прядью из 72-й камеры. И еще неизвестно, кто тут чей питомец.
Тем более что в «Питомцах» обитают не только коты. Есть еще собаки — верные служивые существа. Есть мудрые крысы, которые берут себе клички из бесконечно крутящегося по телику «Великолепного века» и звучат как многоумные советники султана Сулеймана. Редкий привет контексту — тараканы, которых весьма остроумно зовут как следователей и экспертов по делу Беркович и Петрийчук: например, таракан-эксперт Силантьев и тараканша-экспертка Галахова.
Про людей известно немного. Они обожают гадания, бесконечно смотрят по телевизору на предсказателей и экстрасенсов — и в СИЗО их гораздо больше, чем хотелось бы: в камерах, в охране и в очередях на свидания. Животные высказываются о людях не комплиментарно: «Это же люди! Мы от них тем и отличаемся. Мы убиваем, когда нужно, а они — когда можно. И запомни, сынок, если люди говорят, что они планируют кого-то убить, этому надо верить всегда. Это единственная вещь, в отношении которой они обычно держат слово». И когда человечность как концепт в очередной раз оказывается под вопросом, на сцену выходят коты.
В своей повести Беркович удачно избегает разговора о несправедливости или описания тюремного быта. Лишь несколько штрихов, случайно подслушанных реплик, вроде жалоб психиатру на мысли о суициде или гула очереди с передачками, в которой никому не удастся добраться до родных. Тюрьмяу, где происходит действие, женская, но при этом в ней совсем не обсуждаются политические дела, а героиня-блондинка сидит в ожидании суда за финансовые махинации мужа-бизнесмена. Она тоже не без греха — когда-то выдрала кошке когти, чтобы та не испортила дорогой гарнитур. Но в комедийном фантастическом мире этой повести грехи бывают только такие — если ты раскаиваешься, тебя можно и простить. Главное, что все эти «слегка придушенные» люди и животные — не очень умные, но весьма благородные — получают шанс на какое-то нелепое, неловкое спасение.
Сложно не вспомнить книгу Линор Горалик «Все, способные дышать дыхание» — о животных, обретающих способность говорить в результате некоего апокалипсиса, и людях, которым нечего этим животным ответить. Крысы, вороны и кошки здесь тоже возникают как метафора чистоты — простых и честных эмоций, не омраченных людской жестокостью. Весь этот карнавал зверей в первую очередь позволяет избежать разговора о людях и обстоятельствах, в которых мы все оказались: сама Женя Беркович в тюрьме, а читающие ее повесть, изданную за пределами Российской Федерации, — собственно, за границей.
Нельзя забывать и другой ключ к чтению «Питомцев» — литературный. Бабушка Жени, Нина Катерли, прославилась в 80-х своими детскими фантастическими повестями, в которых животные и другие безобидные создания оказывались лучшими (и волшебными) помощниками людей. Нина Катерли умерла, пока Женя находилась в СИЗО (Беркович не раз просила отпустить ее под домашний арест, чтобы ухаживать за бабушкой и несовершеннолетними детьми).
Есть в «Питомцах» и другие отсылки — множество цитат, перепевок, пересказов русской поэтической классики, напоминающих то ли «Аню в стране чудес» Набокова, то ли шутливые переделки Дмитрия Пригова, то ли поток сознания попугая Кеши из мультфильма «Возвращение блудного попугая». Главкот Котан тут перепевает на свой лад тюремный шансон («Несутся кони по степи. // Врачи над пашней. // Его ты больше не люби, // Ведь он домашний!») и, утешая своих сородичей длинными ночами, пересказывает им на кошачий «Евгения Онегина». Как тут не вспомнить Евгению Гинзбург, читавшую «Онегина» наизусть своим попутчицам по этапу.
Один из наиболее впечатляющих в «Питомцах» приемов — контраст между легкостью комедийного рассказа и огромной литературной традицией, которая за ним встает. Не в последнюю очередь «Питомцы» продолжают новую традицию женского тюремного текста. Не в том смысле, что раньше тюремных текстов на русском не было, нет, они никогда и не прекращались, — но чем сильнее вертятся колесики репрессивной машины, тем значительнее тексты ее жертв. И «Невероятные приключения в женской камере № 3» Киры Ярмыш, и «Я желаю пепла своему дому» активистки и поэтки Дарьи Серенко, которая начинается с 15-дневного ареста героини — и ее выхода из СИЗО прямо к началу полномасштабной войны, — и книга Жени Беркович, отличаясь по жанру, посвящены сопротивлению. Эти книги не рассказывают, как устроена женская тюрьма и почему мы все здесь оказались. Но они показывают, как можно противостоять репрессивному государству даже в тюрьме, — мистикой, юмором, верой в лучший день и борьбой за эту веру.
Об этом «Питомцы» Жени Беркович. «Тюрьмяу — не самое страшное, что может случиться с человеком, — говорит она в эпилоге. — Самое страшное — это страх». Мало что противостоит страху лучше, чем смех, особенно когда этот смех продолжает доноситься из тюремных застенков. Ее повесть — почти терапевтическое напоминание о том, что у нас есть внутренние силы дать отпор злу, и эти силы можно найти в юморе и иронии, в памяти о прошлом, в умении сочувствовать, в способности иногда, вопреки всем обстоятельствам, жертвовать своими интересами ради другого, в текстах прошлого. Только с одной поправкой: все вышеперечисленное в «Питомцах» относится не к людям, а к животным. В эпиграфе даже написано, что все люди в повести вымышлены, а все события, происходящие с ними, никогда не происходили. Зато все остальное — чистая правда.
Лиза Биргер