«Я корю себя, что не докопался глубже. Возможно, всего этого можно было избежать» Муж Дарьи Треповой потребовал от журналиста Романа Попкова сознаться в организации убийства «военкора» Владлена Татарского. Мы с ним поговорили
В Петербурге заканчивается рассмотрение дела Дарьи Треповой — ее обвиняют в убийстве «военкора» Владлена Татарского. По версии следствия, 2 апреля 2023 года Трепова принесла на «творческую встречу» с Татарским статуэтку, начиненную взрывчаткой. В результате взрыва тот погиб, власти расценили случившееся как теракт. В суде Дарья Трепова заявила, что не знала о готовящемся убийстве — а лишь выполняла указания журналиста Романа Попкова (его заочно обвиняют в руководстве терактом) и некоего человека с псевдонимом «Гештальт». В том, что Попков виновен в случившемся, уверен и муж Дарьи, Дмитрий Рылов. 17 января 2024-го он опубликовал открытое письмо к журналисту и потребовал от него признаться в убийстве. «Медуза» поговорила с Рыловым об этом письме и обвинениях против его жены.
— Год назад я пыталась связаться с вами через общих знакомых, но тогда мне сказали, что вы не готовы общаться с журналистами. Почему вы решили заговорить сейчас?
— Тогда я уже находился не в России, но еще в не особо безопасной стране. Мне нужно было сохранить свою свободу. Плюс правозащитники в тот момент рекомендовали не разговаривать со СМИ — чтобы своими словами, которые могли быть неверно истолкованы, не сделать хуже. Само дело крайне резонансное, тогда еще было не все понятно.
Сейчас защита закончила представлять свою позицию в суде, будут прения. Конечно, еще не было [приговора и] апелляции. Тем не менее это обращение нужно было обязательно сделать, чтобы как минимум сказать всем людям, которые не до конца уверены в Даше (а таких очень-очень много), как все было на самом деле. Чтобы [они узнали] о человеке, который Дашу подставил. Чтобы как минимум обелить Дашино имя.
Если Роман Попков что-то ответит, возможно, наш суд сочтет это необходимым доказательством — и, возможно, это поможет в переквалификации дела на другую статью и снижении срока.
— Почему вы уверены, что в организации убийства Владлена Татарского и, как следствие, в преследовании Даши виноват Роман Попков? Что вам известно о его знакомстве и общении с Дашей?
— Мне известно не сильно больше всех остальных. 24 февраля 2022 года был [антивоенный] митинг. Мы с Дашей ходили с плакатом по Невскому, нас задержали три сотрудника Центра «Э». Они довели до ближайшей машины полиции. Затем нас отвезли на Гостиный Двор, где происходили все задержания. Там нас задержали уже официально. Мне тогда дали девять суток административки, Даше — десять.
После митинга у Даши появилась идея — она говорила, что хочет поехать в Украину и помогать раненым как волонтер. У нее есть медицинское образование, хоть и не законченное, но она хороший врач и умеет оказывать первую помощь.
Даша и Попков были подписаны друг на друга в твиттере — Даше нравились его публикации. Она написала Попкову, потому что он долгое время проживает в Украине, с просьбой о помощи с переездом туда. С этого момента, как мне кажется, Дашино общение с ним и началось.
На тот момент он казался мне нормальным человеком, поэтому я не видел в этом большой проблемы. Я знаю, что они общались до 2 апреля [2022 года], из Дашиных уст — она мне говорила об этом напрямую.
— Вы знаете о чем они общались? Роман Попков в разговоре со мной в апреле 2023-го утверждал, что они обсуждали совершенно сторонние темы — кино, журналистику. Даша якобы советовалась с ним по поводу своих статей.
— Это абсолютная ложь. Общение началось с просьбы Даши способствовать переезду в Украину. Насколько я знаю, Попков тогда согласился и пообещал узнать, но это обсуждение затихло.
[Позже], примерно осенью 2022-го, Дашу уволили с работы (она была менеджером в винтажном магазине). У Даши еще был активный твиттер, она пожаловалась там. Тогда ей написал Попков и предложил работу журналистом, вернувшись к теме переезда в Украину. Скорее всего, это показалось ей приемлемым вариантом, чтобы переехать и начать помогать.
Я знаю на 100%, что Попков предлагал ей выполнять задания (об этом Даша сама говорила в суде): он предлагал ей забирать какие-то посылки, книги, предложил ей сделать некий пропагандистский сайт. У Даши это неплохо получалось: она делала сайт для прошлой компании, а после увольнения решила стать индивидуальным предпринимателем. Она хорошо разбирается в винтажной одежде и в создании сайтов, поэтому планировала сделать свой мини-маркетплейс — площадку для маленьких магазинов.
Еще Попков предложил ей написать статью о разнице в пропаганде в Москве и Питере. Я видел эту статью и даже немного редактировал. К сожалению, она у меня не сохранилась, так как была на прошлых устройствах, от которых я избавился. Насколько мне известно, эта статья не вышла в свет. То есть это была абсолютно ненужная работа для того, чтобы ввести человека в заблуждение.
— Получала ли Даша за эту работу деньги?
— Насчет оплаты мне достоверно неизвестно, Даша со мной этим не делилась — то ли в попытках защитить меня, то ли по своим соображениям. Скорее первое.
К сожалению, я многого не знаю точно так же, как и вы. Я знаю, что ей компенсировали все связанные траты. По сути, ей возмещали только то, что она тратила и так.
Я немного забегу вперед: мы были какое-то время в ссоре, но с января [2023-го] продолжили общаться. Так как мы друг друга любим, я ее, разумеется, поддерживал и отправлял ей свои деньги.
— В организации убийства Владлена Татарского также обвиняют украинца Юрия Денисова, вероятно, использовавшего псевдоним «Гештальт». Вам что-нибудь тогда было известно о нем? О его знакомстве с Дашей?
— Нет, совершенно ничего. Уже потом я выяснил, что она общалась не только с Попковым, но и с кем-то еще. Именно поэтому в своем [открытом] письме я пишу о других людях, не только о Попкове.
К сожалению, от меня она его [«Гештальта»] скрывала, потому что он просил ее никому о нем не рассказывать. Я, конечно, не могу быть на 100% уверен, что Юрий Денисов — это именно «Гештальт», но я в этом не сомневаюсь, хотя не могу ничего доказать. Я никогда не видел этого человека, доказательств, переписки с ним тоже не видел.
— Ваше отношение к общению Даши с Романом Попковым со временем менялось?
— Даша мне очень о многом не сообщала. И многое я узнал позже, из Дашиных показаний на суде. Тогда у меня сложились некоторые кусочки пазла. «От кого? Зачем? Почему?» — я ее спрашивал, но Даша не отвечала или меняла тему. Я корю себя каждый день, что не докопался глубже. Возможно, всего этого можно было избежать.
Где-то за полтора-два месяца [до убийства Татарского] я стал замечать, что с Дашей происходит что-то неладное. Я же могу распознать в Даше, когда она очень сильно волнуется. Пытался ее убедить прекратить этим заниматься, но Даше на тот момент все нравилось, хотя ей было очень страшно — это было видно. Если человек с кем-то разговаривает и ему становится хуже, вряд ли происходит что-то хорошее.
Разумеется, я что-то подозревал, но не мог это сформулировать в правильные мысли, потому что у меня было слишком мало информации от Даши. Она говорила минимум, например: «Мне надо было сходить в магазин и купить открытки». А в какой магазин, она не говорила, даже если я спрашивал. Говорила, что это ей нужно по «журналистской» деятельности. В ее и моей голове это на тот момент связывалось достаточно прочно.
Мне очень грустно, что все так произошло в конечном итоге. Я никогда не доверял Попкову, потому что мы с ним находимся в разных политических лагерях: я член партии ЛПР. Но почему-то от моего внимания ускользнуло, какой он человек на самом деле. Практически до самого конца я не мог себя убедить, что с этим человеком нужно срочно прекращать общение. Тогда мне казалось, что он борется за некое хорошее дело, а в итоге оказалось, что человек использует самые гнусные практики, которые применяются только в самых ужасных диктатурах.
— На ваш взгляд, почему Даша, несмотря на страх, продолжала общение с Попковым и журналистскую, как она тогда, видимо, считала, работу?
— Я не могу на 100% говорить за Дашу и рекомендовал бы читателям опираться на ее показания. Но мы с Дашей давно общаемся, и, как мне кажется, Даша продолжала это делать, потому что ей казалось, что в конечном итоге она поможет людям. Условно, как ей говорили: она сделает расследование, на нее посмотрят и перевезут [в Украину], и она сможет спокойно заниматься помощью людям, пострадавшим от войны.
Для Даши имеет большое значение помощь другим людям, очень-очень часто в ущерб себе — это описывающие ее слова. Она может помочь любому, даже постороннему человеку, полностью забыв о себе. Я считаю, что именно эта жажда помощи ею двигала. Тяга к помощи в ней сильнее страха.
— Как вы познакомились?
— Я уже за давностью не помню. Первый раз мы, наверное, увиделись году в 2014-м. А начали хорошо общаться примерно в 2020-м. Мне Даша очень нравится, я ее очень люблю. Мне нравится, как она выглядит, как она шутит. У нее очень интересные мысли. С ней всегда очень интересно просто находиться рядом. Все ее знакомые, друзья и подруги, это подтверждают.
Даша — душа компании. С ней очень просто, очень легко. Но вместе с этим, знаете, это не простая простота. А простой человек, который открыт другим людям.
— Какие у вас с Дашей были отношения? Просто некоторые ее знакомые, с которыми удалось поговорить журналистам, называли ваш брак «шуточным».
— Даша не сильно любит рассказывать о наших отношениях. Но мы общались очень давно. И на момент выхода на митинг, когда нас задержали, уже довольно хорошо общались.
После этого я, типа, в шутку предложил ей пожениться, она согласилась. Но это не значит, что у нас был брак по расчету. Совершенно нет. Это было, во-первых, практично: статус «в браке» в России дает много возможностей, и за границей — тоже. Но чувства у нас, конечно, были. У нас была полноценная свадьба 20 апреля 2022 года, хотя мы никого на нее не пригласили. Но было торжество, Даша в фате, кольца. Со временем наши чувства из таких дружелюбно-интересующихся переросли в нечто большее, настоящую любовь.
— Вы с Дашей жили вместе?
— Мы периодически жили вместе, ездили в отпуск. Мы всегда хорошо относились друг к другу, интересовались друг другом, но до очень любовных отношений у нас тогда еще не дошло. Поэтому мы жили в разных местах, но чуть ли не каждый день виделись.
— В какой момент вы решили уехать из России?
— Начало мобилизации. Сентябрь-октябрь [2022-го]. На самом деле мне не сильно что-то грозило, но я принял решение на всякий случай уехать. Мобилизация послужила толчком, но на меня скорее повлияло [административное] дело из-за митинга. Плюс я состою в партии, это тоже накладывало некоторые риски.
До мобилизации, летом, у нас с Дашей произошла ссора. Причины я говорить не хочу, это сугубо личное и вообще никак не относится к делу. Глупая ссора, которая нами сейчас не воспринимается даже. Мы списывались с Дашей в день мобилизации, Даша мне тогда сильно помогала. Тогда ссора еще не разрешилась, поэтому Даша отказалась поехать со мной, хотя все равно тепло к этому отнеслась и волновалась за меня.
Мы периодически общались, но полностью помирились в январе [2023-го], разговаривали каждый день. Я предлагал Даше приехать ко мне, но она говорила, что у нее дела. Она занималась маркетплейсом, и ей надо было сделать доверенность, чтобы она могла работать не из России.
Попутно у нее, к сожалению, была вторая жизнь, о которой я практически ничего не знал. Если бы знал, попытался бы всеми силами повлиять. Разумеется, мы очень хотели встретиться и жить вместе, но все время находились какие-то но, и до этого так и не дошло.
— Что происходило с Дашей накануне 2 апреля 2023-го и в этот день?
— Я знал, что она поедет в Санкт-Петербург [из Москвы], но не знал, с какой целью. Для Даши День геолога (в 2023-м отмечался 2 апреля, — прим. «Медузы») — семейный праздник, потому что у нее много геологов среди родственников. Она навещала семью. Плюс она говорила, что будет делать дополнительную «журналистскую» работу. Какую именно, я не знал. Но чувствовал, что Даша очень волнуется. А так как Даша — человек религиозный, православная христианка, и я тоже, я сказал, что обязательно схожу в храм и поставлю за нее свечку, чтобы все было хорошо.
[2 апреля] она встретилась со своими подругами. Одну из них пригласила к себе домой переночевать. Еще Даша попросила подруг и семью проводить ее на следующий день, сказав, что полетит в другую страну. Конечно, это не прямое доказательство, но [из-за этого в том числе] я верю, что Даша не знала, что будет в статуэтке, [которую она должна была подарить Татарскому]. Даша очень умный человек, хотя и очень доверчивый. А человек, у которого есть хоть небольшое сознание, если бы знал, что находится в статуэтке, понимал бы, что последует.
Она писала мне днем, скидывала фотки из кафе, как она вкусно поела. Говорила, что с родителями сейчас встретится. Отправляла свои фоточки. Я работал в тот момент и сильно не следил. А потом в семь часов [вечера] все это случилось…
— Вы узнали о взрыве из новостей или от Даши?
— Сначала мне написала Даша. Она ничего толком не говорила, только сказала, что ей срочно нужно найти место, куда она сможет уехать, где сможет переночевать. Я тогда еще новости не проверял и ни о чем не знал. Искал место, нашел — к моему большому сожалению, [в итоге] получилась такая ситуация с моим другом Дмитрием Касинцевым (следствие обвинило его в «укрывательстве преступления», — прим. «Медузы»).
Наверное, через час, когда я уже договорился, я открыл новости. Все более-менее стало сопоставляться в голове. А когда появились первые фотографии Даши в розыске, все, собственно говоря, стало понятно.
— Как вы отреагировали на просьбу Даши о помощи? Когда увидели новости?
— Как сказать… Если честно, события тех дней слились у меня в один, не знаю, полукошмар. У меня память отказывает. Я что-то делал, голова вообще не соображала. Шок — наверное, самое банальное слово. Очень большой страх за нее, за Диму. За все. Тем не менее я что-то сумел сделать, с кем-то связаться. Правда, я не помню, что я делал, кому писал. Такое ощущение, что писал всем где-то два дня подряд. Трое суток точно не спал. И похудел еще на 10 килограмм потом.
— Из ваших слов о Дмитрии понятно, что вы вините себя в случившемся.
— Да. Дмитрий Касинцев — мой очень хороший друг, и мне очень жаль, что с ним произошла такая ситуация. Большая часть ответственности за это лежит на мне, я от нее не отказываюсь. Я буду стараться сделать все, что в моих силах, чтобы у Димы была необходимая поддержка. Чтобы срок ему дали как можно меньше.
Я не буду комментировать показания Димы (Касинцев отрицает свою вину, настаивая, что не знал о том, что Трепова может быть причастной к убийству Татарского, — прим. «Медузы») сейчас. Это его линия защиты, и она самая лучшая. Я надеюсь, что это поможет ему получить менее суровое наказание, потому что Дима ни в чем не виноват.
Дмитрий невероятно добрый, отзывчивый и очень-очень умный человек. Я всем рекомендую поддерживать его, потому что он самый лучший друг, которого можно иметь на этом свете.
— Была ли у вас возможность пообщаться с учетом того, что он на домашнем аресте?
— Разумеется, нет. Я бы очень хотел. Но любой мой контакт, так как я напрямую связан с Дашей и делом… Мне просто нельзя. Я надеюсь, что Дима это понимает. А если нет, то хотя бы прочитает об этом, когда у него будет возможность выйти в интернет. Все наши друзья за него очень переживают. Но я просто не могу с ним связаться, потому что любое нарушение домашнего ареста может очень плохо сказаться на нем, его дальнейшей судьбе и на приговоре.
— Известно ли вам, может быть, от знакомых — винит ли вас Дмитрий в случившемся?
— Давайте оставим этот вопрос на потом. Нет сомнений, что Даша получит очень много лет. Для Димы еще все не решено и может повернуться в другую сторону, поэтому я не хочу комментировать.
— Общались ли вы с Дашей после взрыва? В каком состоянии она была?
— Я с Дашей общался вплоть до ее задержания. Она была в состоянии аффекта, грубо говоря. У Даши есть такое свойство личности — в критической, шоковой ситуации она не теряется. Она может ни о чем не думать. Условно: голова думает об одном, глаза смотрят, а руки делают. Она была в очень плохом состоянии, не до конца верила, что именно случилось.
— А после задержания вы писали ей в СИЗО?
— Разумеется. Я занимаюсь этим каждый день. В «Лефортово» с этим большая проблема, туда можно отправлять только бумажные письма. Это получалось делать, но с большой задержкой. Сейчас Даша находится в СИЗО-5 «Арсеналка», там есть электронный терминал, и через «ФСИН-письмо» мы с Дашей общаемся очень часто, постоянно пишем друг другу большие письма.
У Даши есть свойство — не терять дух в любой ситуации. Сейчас она очень подавлена, ей очень страшно перед прениями, последним словом и вынесением приговора. Но Даша всегда находит силы, чтобы пошутить, нарисовать мне какую-нибудь картинку. Постоянно рассказывает, что у них слушают, смотрят по телевизору, делится впечатлениями. Человек большой силы и воли, ее просто так не сломить.
Но, конечно, ей сейчас очень тяжело. Я стараюсь ее поддерживать, каждый день что-нибудь писать — большое письмо, маленькое. Даша очень страдает без общения. Поэтому я призываю всех, кто неравнодушен, написать ей письмо, пока она еще находится в этом СИЗО.
— До публичного обращения к Роману Попкову вы пытались с ним связаться?
— Пытался, но не вышло. С ним сложно связаться без связей, [то есть общих знакомых]. После 2 апреля 2023-го все контакты у него удалены. В любом случае я считаю, что открытое письмо — лучшая возможность.
— Как вам кажется, почему Роман Попков настаивает на другой версии событий, что они с Дашей просто общались и он не имеет отношения к случившемуся? Ведь он находится не в России, ему ничего не грозит.
— Мое мнение — Попков продвигает повестку, которая у него осталась еще со времен НБП (Национал-большевистской партии Эдуарда Лимонова, — прим. «Медузы»). Это приверженность к акциям прямого действия, диверсиям, «партизанскому движению». Поэтому, как я считаю, ему может быть это [такая версия событий] выгодно. Человек, который, по версии Попкова, «пожертвовал» собой, чтобы уничтожить кого-то из крупных пропагандистов Российской Федерации, — это, в его глазах, тот «великомученик», «пламя», которое разожжет пожар революции в стране. Он очень привержен этой идее — если вы почитаете его канал, его публикации, все пронизано этой идеей.
Я еще могу понять мотивацию человека, который пожертвовал собой, чтобы кого-то уничтожить. Хотя это прямо противоречит моим принципам, и принципам Даши тем более. Но ход мыслей такого человека я могу понять. А вот ход мыслей человека, который вместо того, чтобы самому что-то делать в России, находит невиновных людей и заставляет их обманом делать эту работу за него, а потом выставляет это как самопожертвование, — это не чем иным, как мерзостью, назвать нельзя. Даше крайне стыдно, ей очень больно и горько из-за того, что она оказалась в этой ситуации. Она мне пишет, что она каждый день плачет из-за этого. Ей очень тяжело осознавать сам факт, что она оказалась втянута в это.
Мое мнение: Попков использовал Дашу, чтобы дальше продвигать свои политические идеалы.
— История с Дашей, как и история с Крымским мостом, когда сотрудники СБУ, по собственным словам, «втемную использовали людей», повлияли на ваше отношение к войне России с Украиной?
— У меня такая позиция: и по ту, и по другую сторону страдают люди. Люди, которых призвали насильно, это происходит как в России, так и в Украине. Страдают мирные люди — что в Белгороде, что во многочисленных украинских городах. Моя позиция — эту войну необходимо срочно прекращать. Я всегда выступаю на стороне мирных людей, а не государств. Разумеется, я всегда был и буду против текущей российской власти. Но это не значит, что я поддерживаю нападение на мирных людей в городах России.
«Медуза» обратилась к Роману Попкову с просьбой ответить на открытое письмо Дмитрия Рылова. Он заявил, что официальный комментарий опубликует 18 января. ОБНОВЛЕНИЕ: Поздно вечером Попков действительно выпустил пост в своем телеграм-канале, в котором заявил, что «правду об операциях Сопротивления» он раскроет только после окончания войны.
Беседовала Кристина Сафонова