Кем будет солдат без войны? На Netflix вышла первая за 94 года немецкая экранизация «На Западном фронте без перемен». Это кровавое месиво, которое еще раз напоминает о том, как ужасна война
Кем будет солдат без войны? На Netflix вышла первая за 94 года немецкая экранизация «На Западном фронте без перемен». Это кровавое месиво, которое еще раз напоминает о том, как ужасна война
На Netflix 28 октября вышла экранизация романа Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен». Это киновоплощение книги — первое, снятое на немецком языке. Режиссер Эдвард Бергер показывает войну прямо: грязной, кровавой и бессмысленной. Авторы говорят, что в контексте войны в Украине фильм воспринимается по-новому — и в очередной раз заставляет задуматься о том, что не стоит романтизировать убийства на поле боя.
Новая экранизация антивоенного романа Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен» начинается в окопах на поле боя — в жиже, грязи и пороховом дыму. Новобранец бежит в атаку, один выстрел — и он уже мертв. Но в фокусе камеры оказывается не погибший солдат — его тут же поглощает общая могила, — а солдатская форма. Тело убитого вытряхивают из нее, форма попадает в окровавленный тюк, набитые тюками вагоны отправляются в тыл, форму кипятят в чане, а затем штопают руки молоденькой швеи в огромном цеху, прежде чем отутюженный комплект, уже послуживший одному мертвецу, призывная комиссия вручит главному герою фильма — Паулю Боймеру (Феликс Каммерер). Он только что окончил школу и вместе с четырьмя друзьями добровольцем отправляется на фронт.
Роман «На Западном фронте без перемен» впервые был напечатан по частям в 1928 году в берлинской газете Vossische Zeitung, перед тем как в январе 1929-го выйти отдельной книгой: владельцы существующего по сей день издательства Ullstein таким образом готовили публику, опасаясь, что никто не захочет читать роман о войне неизвестного автора. За первые три месяца в Веймарской республике было продано 500 тысяч экземпляров романа. Сегодня «На Западном фронте без перемен» переведен на 53 языка, общий его тираж может доходить до 40 миллионов экземпляров.
Оттого так удивительно, что фильм, снятый немецким режиссером Эдвардом Бергером при поддержке Netflix, — только третья за 94 года экранизация романа и первая — на немецком языке. Самая известная по сей день экранизация вышла через год после его публикации — в 1930-м, черно-белая картина Льюиса Майлстоуна (уроженца Кишинева Лейба Мильштейна, снимавшего немое кино и добравшегося до голливудских высот) получила премию «Оскар» за лучший фильм и лучшую режиссуру. Фильм был запрещен к показу в Германии пришедшими к власти национал-социалистами, а сам роман вместе с другими «антинемецкими» книгами — Фрейда, Маркса, братьев Манн и многих других — в 1933-м показательно сожгли на Бебельплац, перед зданием оперы в Берлине.
Следующая попытка перенести Ремарка на пленку произошла почти через 50 лет: в 1979 году Делберт Манн снял телефильм для американского CBS. И вот наконец вышла новая экранизация — в гибридном формате, созданная одновременно для просмотра в кинозале и дома. Мировая премьера фильма состоялась на кинофестивале в Торонто, европейская — на фестивале в Цюрихе, с конца сентября он идет в немецком прокате и 28 октября стартовал на Netflix.
Фильм Эдварда Бергера — это самая дорогая на сегодня немецкая копродукция Netflix: он уже выдвинут от Германии на соискание номинации за лучший иностранный фильм премии «Оскар» в 2023 году. Главного героя, вчерашнего школьника Пауля Боймера, играет австриец Феликс Каммерер, театральный актер из Вены. Ему 27, и это его первая большая кинороль — Бергер после долгих поисков выбрал его на главную роль «за несовременное лицо», принадлежащее как будто другой эпохе. Сценарий написан на английском и переведен на немецкий, своего часа он ждал 10 лет, для его авторов это первая большая работа в кино такого масштаба; Йен Стокелл — бывший журналист The Washington Post и автор книг по спортивному коучингу, Лесли Патерсон — чемпионка по триатлону из Шотландии.
Новое экранное воплощение, несомненно, передает дух романа — как книга прочитывается залпом, так и почти за два с половиной часа вы едва ли успеете посмотреть на часы. По сравнению с предыдущими экранизациями Бергер куда вольнее обращается с материалом — в сериале нет ни описанной в тексте муштры учений, ни отпуска главного героя дома, ни его длительного пребывания в лазарете.
«На Западном фронте» — это мясорубка, где земля, железо и человеческие тела перемешались в однородную массу, именно так описывает войну Ремарк. В этом смысле фильм верен роману и в то же время родственен «Иди и смотри» Элема Климова в стремлении показать бесчеловечность и ужас войны. Его не сравнить, например, с «1917» Сэма Мендеса, снятом о тех же событиях с другой стороны фронта, — миссия британцев у Мендеса скорее напоминает приключения Индианы Джонса, чего не скажешь о фильме Бергера.
Сравнений — что с «1917», что с «Дюнкерком» Кристофера Нолана — не избежать, ведь визуально «На Западном фронте» — голливудское кино нового образца, сочетающее масштаб, кинематографичность и эмоциональность. Эдвард Бергер давно работает с американскими стриминговыми платформами: он снял сериал по роману Дэна Симмонса «Террор», несколько сезонов «Патрика Мелроуза» и «Вашу честь» с Брайаном Крэнстоном, на последних двух проектах он работал с оператором Джеймсом Френдом.
Именно через камеру Френда мы видим дымящиеся окопы, снопы колючей проволоки и земляные воронки от разорвавшихся снарядов с коричневым супом из фрагментов человеческих тел. Натурализм немецкой картины превосходит все мыслимые, допустимые для показа на большом и малом экране ужасы войны. Бергер, Френд и сценаристы шагнули туда, куда побоялся или не захотел ступить Мендес, — во тьму.
Но конкурировать фильм Бергера вынужден не со множеством других фильмов о войне. Настоящая война идет за пределами экрана, и это необратимо все меняет. Готовы ли зрители отдать свои душевные силы и переживания (а ведь кино, как сон, прогружает в себя) слезам и боли, сыгранным на камеру, когда в новостной ленте, в твиттере, в телеграм-каналах вас ждут несыгранные, некрасивые, неловкие свидетельства настоящей войны?
Бергер, Каммерер и другие актеры открыто говорят, что результат их работы перекликается с войной в Украине, подчеркивая, что их фильм — антивоенный. Тщательно выбирая формулировки, Бергер рассказывает в интервью, что согласился сесть в режиссерское кресло, чтобы показать исторические события с немецкой стороны. Германия, говорит он, была, по сути, в XX веке единственной страной, выплеснувшей во внешний мир собственные саморазрушительные импульсы. И пусть это спорное заявление, смысл его понятен: сопереживание немецкому солдату — это все еще новое чувство для зрителей за пределами Германии.
Франсуа Трюффо в интервью кинокритику Джину Сискелу из «Чикаго Трибьюн» сказал, что любой антивоенный фильм в конечном итоге становится провоенным, приведя в пример «Тропы славы» Кубрика — тоже об окопах Первой мировой. Пространство войны в новой экранизации Ремарка — это территория мужской боли, мужской дружбы и мужской смерти. Оно гораздо однороднее, чем текст молодого писателя-ветерана, показывающего и французских женщин, идущих на свидание с немцами за буханку хлеба и кусок ливерной колбасы, и монахинь в лазарете, пеленающих и поднимающих тяжелые тела раненых, и матерей солдат.
События в Украине, тысячи документальных свидетельств говорят об обратном: война — не только «лекарство от морщин» для молодых, она засасывает всех. Именно в свете — хотя правильнее было бы сказать «во тьме» — войны в Украине фокус на одном солдатском горе и солдатской смерти делают фильм Бергера несколько анахронистским, когда прочие находящиеся за пределами фронта акторы отсеиваются.
Вот Пауль и Кат играючи воруют гуся с французской фермы около линии фронта — вылазка в нормальность, эйфория от которой призвана заслонить солдат от голода и смерти. Увидим ли мы когда-нибудь фильм о сомнениях, борьбе, страданиях и смерти российского солдата на войне, начавшейся 24 февраля? Сцены, в которых сослуживцы вытаскивают из украинских домов стиральные машины? Возможно, эти вопросы звучат по-иезуитски, но они приходят в голову во время просмотра.
Ремарк описывает ужасы войны, но одновременно создает ее миф, войны, на которой возможно подлинное мужское братство — с коллективным походом к нужнику и благородным мучительным страданием. Герои Ремарка не ставят под сомнение существование солдатских борделей, гомосексуальные отношения среди пленных, принадлежность воюющих к разным социальным стратам — но роман пунктиром касается этих тем, а фильм нет.
Есть в нем еще одно существенное от книги отличие: новый сценарий добавил в действие новых героев — тех, кто ведет эту войну не в окопах, а в кабинетах, склонившись над картами. Немецкий политик Маттиас Эрцбергер (Даниэль Брюль), потерявший на войне сына, пытается скорее заключить перемирие, чтобы остановить бессмысленную гибель солдат — с вступлением в войну американцев рейх обречен на поражение. Серебро столовых приборов, яйца пашот и белоснежные скатерти вагона поезда, которым Эрцбергер едет в Компьенский лес на встречу с генералом Фошем (Тибо де Монталембер), только подчеркивает всевозможные оттенки грязи, которыми покрываются тела живых и мертвых солдат. Генерал Фридрихс (Дэвид Стризов), под чьим командованием сражаются Пауль Боймер и его одноклассники, заседает в разбомбленной ратуше и тоже ест серебряными приборами на белых скатертях, он считает, что перемирие — это позорная трусость и надо сражаться до последнего. Он (и такие, как он) не мыслит себя вне поля боя: кем будет солдат без войны?
Это, пусть и поданное довольно шаблонно (равнодушный к чужим смертям истукан Фридрихс и чувствительный, вспоминающий погибшего сына Эрцбергер) дополнение — большая удача фильма, то, чего так не хватает вообще многим фильмам о войне. Обычно мы видим кровавое блюдо, но никогда не видим повара.
«Как бессмысленно все то, что написано, сделано и передумано людьми, если на свете возможны такие вещи! До какой степени лжива и никчемна наша цивилизация, если она не смогла предотвратить эти потоки крови» — эту фразу рассказчик произнесет в лазарете. Возможно, антивоенные фильмы стоит снимать именно в неприглядных декорациях госпиталей — что, если это подействует на мобилизующих и мобилизированных более отрезвляюще, чем сцены с красивой смертью от штыка?
Ирина Карпова