«Здесь беспрестанно хлещет кровь и ломаются кости» «Оторви и выбрось» — новый фильм Кирилла Соколова, автора черной комедии «Папа, сдохни». Снова о семье!

На «Кинотавре» прошла премьера кровавого фильма Кирилла Соколова «Оторви и выбрось» (позже он должен выйти в российский прокат). Автор черной комедии «Папа, сдохни», которую высоко оценили западные критики и зрители, на этот раз исследует отношения в семье, состоящей из женщин: Оля выходит из тюрьмы и хочет забрать свою дочку у бабушки, но та просто так не сдается. Кинокритик «Медузы» Антон Долин рассказывает об этом неординарном российском фильме.

Выпускнику питерского физтеха Кириллу Соколову повезло заработать имя и фан-базу, будучи автором единственного фильма с незабываемым названием «Папа, сдохни» (содержание вполне соответствовало обложке). Хитом проката эта чернейшая комедия о семейных ценностях не стала, но сперва восторги критиков и приз на фестивале «Окно в Европу», а потом — редчайший случай — успех у публики и прессы за пределами России заставили запомнить имя режиссера. Второй полный метр 32-летнего Соколова «Оторви и выбрось» подтверждает: у него есть собственный узнаваемый стиль. Он выражается уже в заголовках с глаголами в повелительном наклонении — эдакой атаке на зрителей, вынуждающей к активной реакции на происходящее на экране. И вправду, остаться совершенно равнодушным к трансгрессивным картинам Соколова довольно сложно. 

Здесь беспрестанно хлещет кровь, ломаются кости, люди падают, тонут, их сбивают машины, но, как куклы в гиньольном спектакле, они снова поднимаются и идут на бой с противником (войну ведут все со всеми, любые союзы хрупки и ненадежны). Будто в средневековом аду, мучиться самим и терзать близких можно бесконечно: избавление в виде смерти не придет до самого финала.

Соколова постоянно сравнивают с Тарантино, и в этом есть резон, но почему бы не поискать другие параллели? Спагетти-вестерны с их абсурдно заторможенными дуэлями, псевдоголливудские боевики класса Б образца 1980-х, наконец, «наш Тарантино» — Алексей Балабанов не раз приходят на ум. Соколов, ничуть не озабоченный тем, чтобы делать публике приятно, уходит в отрыв с первых же кадров, и горе тому зрителю, который по причине скепсиса или — хуже — врожденного хорошего вкуса откажется следовать за ним. Пришел на панк-концерт — заливайся пивом и срывай глотку вместе с остальными, иначе не в кайф. 

На фоне отечественного авторского кино, озабоченного высокими материями и традиционно никуда не торопящегося, подобные фильмы — форменное безобразие, пощечина общественному вкусу. Недавно победивший в Каннах «Титан» Жюлии Дюкурно на правах «фильма-монстра» противоречил всем принятым эстетическим правилам и ломал неписаные каноны. Подобно Дюкурно, Соколов в новой картине делает героинями сильных женщин, по-своему осмысляя тему эмансипации и позволяя своим непобедимым героиням вовсю философствовать молотом — да так, что мужчины, повизгивая, разбегаются по углам. 

Оля (Виктория Короткова, «Под электрическими облаками») вышла из тюрьмы после четырехлетнего срока и сразу отправилась к матери в деревню, чтобы забрать подросшую за это время дочь Машу (дебютантке Соне Круговой гарантировано большое актерское будущее). Крепкая бабушка Вера Павловна (такой вы Анну Михалкову еще не видели) внучку отдавать не хотела — настолько, что пырнула дочь ножом. На свою беду в разборку впутался живущий неподалеку Олег (Александр Яценко) — полицейский и бывший сожитель Оли, которая лишила его глаза, за что и отсидела. И вот уже мать с дочерью, у которых на двоих одна пара обуви, бегут через лес к воображаемому хэппи-энду: где-то в большом городе Олю ждет то ли жених, то ли муж по переписке — а бабушка с Олегом преследуют их по пятам. 

Немудрящая интрига построена на хорошо известной голливудской модели, лучше всего выраженной в классическом «Шугарлендском экспрессе» Стивена Спилберга: непутевый родитель пускается в бега с горячо любимым ребенком, которого у него хотят отобрать. Будут вспоминать, конечно же, и финал «Убить Билла», где героиня Умы Турман (Олю тоже можно окрестить «Невестой») безжалостно убивает любовника-предателя и бежит с дочерью. Мне на ум пришел еще один фильм, незаслуженно забытое «Шоссе» (1996) Мэттью Брайта — вольный американский ремейк сказки о Красной Шапочке, где главную роль играла юная Риз Уизерспун: эта бойкая беглянка давала сдачи и абьюзивному серому волку, и полицейским-охотникам. «Оторви и выбрось» тоже разворачивается на территории сказки, и отсюда — удивительная живучесть и противоестественный оптимизм его выразительных героинь.

Бабушкина избушка здесь, как и в «Красной Шапочке», не столько пункт назначения, сколько источник скрытой угрозы — да и бабушка, как предполагает Маша, ведьма. Недаром она сама удаляла гланды дочери и внучки, наверняка варила из них дьявольское зелье, чтобы оставаться вечно молодой (Михалкова и вправду подозрительно хороша собой и энергична для бабушки). Неправдоподобно зеленый и живописный — чисто сказочный — лес постоянный оператор Соколова Дмитрий Улюкаев снимает так, будто это декорация наподобие бутафорской чащи из «Нибелунгов» Фрица Ланга: здесь и опасности, и путь к нелегкому избавлению.

А вот город, где ждет Олю мифический «хороший мужчина», так и остается мифом. Лесу — то бишь свободе — противопоставлен не он, а иное заколдованное пространство: тюрьма, она же несвобода. В другой сказке, «Москва — Петушки», герой Венички Ерофеева хотел попасть к Кремлю, а оказывался у Курского вокзала. Точно так же и Оля с Машей в своих попытках вырваться из леса могут добраться лишь до родной тюряги, откуда, судя по всему, окончательно выйти невозможно. 

Будто в кащеевом заколдованном замке, в тюрьме тоже есть резиденты: это надзирательница (одна из лучших ролей Ольги Лапшиной), ее летаргический муж (Виталий Хаев, бывший папа из «Папа, сдохни») и непутевый взрослый сын (Данил Стеклов), который и сам готовится вот-вот стать папой. Дисфункциональной семье Оли, Маши и Веры Павловны режиссер противопоставляет семью абсолютно гармоничную и полноценную — потомственных охранников и палачей, передающих любовь к тюрьме по наследству. Это замкнутая система: и младенцу суждено быть надзирателем, понимаем мы, когда видим нежные объятия его папы с мамой, которую он только что лупил. И никто ни от кого не убежит. 

Неординарное чувство юмора Соколова и бешеная энергия его фильмов — камуфляж для их мрачнейшей сути. Домашнее насилие не останавливается, когда мужчины вычитаются из уравнения и превращаются в безвольных тряпок на побегушках у женщин: Россия — зона, где сильный всегда будет бить слабого, гендер второстепенен. Тюрьма остается единственной незыблемой скрепой, где семья восстановится, а конфликты вдруг оформятся в идиллическую семейную фотографию; от нее не по себе, как от группового фото в финале кубриковского «Сияния». Однако рождаемое этими константами неуютное чувство — лишь подтверждение тому, что перед нами не просто мастерский кинематографический дивертисмент, а подлинное кино, которое не так-то просто оторвать и выбросить после окончания сеанса.