Перейти к материалам
истории

50 минут на Первом канале без единого русского слова Интервью Ивана Урганта. О новогоднем выпуске «Ciao, 2020!», который поразил даже итальянцев

Источник: Meduza
Степан Третьяков / «Вечерний Ургант»

Главным событием российского новогоднего телеэфира стал специальный эпизод «Вечернего Урганта» — «Ciao, 2020!», вышедший 30 декабря. Неожиданно для зрителей авторы шоу сделали 50-минутный концерт на итальянском языке в стиле 1980-х. Свои песни, переведенные на итальянский, исполнили Клава Кока, Niletto, Иван Дорн, Cream Soda. Также в концерте приняли участие Little Big, Монеточка и Витя Исаев; в гости к ведущим пришли актрисы из сериала «Чики» — Варвара Шмыкова, Ирина Носова, Алена Михайлова, а также Александр Паль, Гарик Харламов, Ольга Бузова. На каникулах этот выпуск обсуждали не только в России, но и в Италии — он даже вошел в тренды итальянского ютьюба. «Медуза» обсудила с Иваном Ургантом, как создавался этот эпизод, а также спросила его об уходе Антона Долина из шоу, скандалах вокруг Александра Гудкова и о том, не устал ли он делать передачу, которой в 2021 году исполнится девять лет.

— Вы когда-нибудь учили итальянский язык?

— Да, учил. Очень недолго.

— Я итальянский не знаю, но у меня во время просмотра «Ciao, 2020!» сложилось ощущение, что вы на нем говорили как на родном.

— Это моя самая главная задача в жизни. Используя три-четыре слова, делать вид, что я глубоко разбираюсь в вопросе. Но, желательно, без акцента. И желательно с внутренним ощущением глубокого погружения в этот вопрос.

Что касается Италии. Врать не буду, страну люблю. Очень. Итальянцев люблю, страну люблю и, честно говоря, музыку люблю. Например, у меня в плейлисте есть Джованотти. Это итальянский артист, который знаменит тем, что недавно выпустил пластинку с Риком Рубином в качестве продюсера. Он 30 лет поет рэп в Италии. Он вместе с Beastie Boys параллельно начинал! Мне он страшно нравится. Вы знаете, кто такой Джованотти?

— Честно, нет.

— Вот видите, а ведь он довольно популярен. Я его слышал на каких-то церемониях EMA, а потом купил пластинку в Италии. Признаться кому-то в Италии, что я люблю Джованотти, это как здесь сказать, что я люблю, например, «Михея и Джуманджи». К счастью, Джованотти жив и продолжает выпускать альбомы. Это я к чему. Я совсем не погружен в современный [итальянский] контекст: фестиваль «Сан-Ремо», Джованотти, Васко Росси — это такой итальянский Меладзе и Шевчук в одном — вот что я знаю. Кстати, когда мы оказались в трендах итальянского ютьюба, там как раз в этот момент был новый сингл Васко Росси.

— Вы ожидали, что ваш выпуск так понравится итальянцам?

— Нет. Дело в том, что последними, про кого мы думали, были итальянцы. В первую очередь мы думали о себе.

Было понятно, что наших юных зрителей, тиктокеров и прочих, могут заинтересовать только сами песни. Поэтому музыкальный редактор «Вечернего Урганта» Сережа Мудрик и все, кто занимался созданием этого аудиовизуального полотна, приняли решение брать песни, популярные в 2020 году. Песни из чартов. Но делать их в стиле итальянской эстрады 1980-х.

Я понял, что некоторые из этих песен мне гораздо больше нравятся по-итальянски — и в этих аранжировках [из 1980-х]. Честно говоря, не буду врать, все песни мне больше нравятся в этом варианте. Не в обиду будет сказано оригинальным аранжировкам, но это так. Видимо, где-то внутри нас живет это ощущение музыки 1980-х. Во мне-то оно живет точно.

Я вспоминал магический момент из моего детства. Он многое объясняет. Когда я садился в машину к другу моей бабушки, зубному врачу дяде Володе Ривману. Это была ВАЗ-2107. Год 1986-й, наверное. Мы садились в машину, и, как у любого нормального еврейского врача, в машине дяди Володи была магнитола — у бабушки в машине ее не было. Он брал аудиокассету Sony, такого немного бордового цвета с наклеечкой, и она с щелчком в эту магнитолу заходила… Он нажимал кнопку. Мы-то были воспитаны на том, что кнопку перемотки на магнитофоне «Электроника-302» нужно держать. А здесь все — ты вставляешь, и она уходит. Мэджик! И вдруг из невидимых колонок включается «Felicità»! Понимаете?

Дмитрий Хрусталев, Иван Ургант, Александр Гудков и Алла Михеева на «Ciao, 2020!»
Степан Третьяков / «Вечерний Ургант»

— Для вас это важно.

— То, что мы сделали итальянский выпуск, к этому не имеет никакого отношения. Я это помню, но я этим не живу. Хотя сейчас уже появились разные смешные конспирологические теории. Кто-то в комментариях написал: «Иван предупреждал нас [об итальянском новогоднем выпуске]». У нас действительно был монолог, в котором мы рассказывали про какой-то день города и говорили, что лучший подарок — это не отопление починить, а позвать группу Ricchi e Poveri. Идти-то жителям некуда, придут на замерзшую площадь, а там стоят три человека, один из них усатый, и поют «вулеву вулеву дансе». То есть эта группа уже тогда подсознательно существовала в наших шутках.

— Как и фестиваль «Сан-Ремо»?

— Меня все спрашивали в Италии, когда я в последний раз смотрел «Сан-Ремо». Я вообще не помню когда. Когда мы это снимали, у нас была тысяча задач. То, что мы успели сделать новогодний выпуск за такой короткий срок [три недели], — это отдельное чудо.

Позавчера я с удивлением обнаружил, зайдя в ютьюб, что в наши дни фестиваль «Сан-Ремо» еще существует! Сидит полный зал. Все в смокингах. На сцене Ricchi e Poveri поют песню «Mamma Maria». И весь зал встает и начинает с ними петь.

Это, кстати, первая песня, которая пришла мне в голову [для программы], — потому что с группой Little Big, извините, концептуальная проблема, они не поют песни на русском языке. Нужно было найти им эквивалент. Они единственные получили право петь песню итальянскую, оригинальную.

— Кто вообще первым придумал тему Италии? Это были вы или Денис Ртищев, который указан в титрах как главный автор?

— Мы придумали это вместе. У нас была проблема с этим Новым годом, мы не могли придумать, что мы хотим. Было ощущение какого-то творческого кризиса. Эта тема родилась в нашем небольшом продюсерском ядре. Как и все в нашей программе, это все придумывается в разговоре. Надо сказать, Денис, в отличие от нас всех, никогда не сомневался в этой идее. Вот за это мы его горячо и любим. Сколько раз я говорил: «Ну нет». Сколько раз ребята говорили: «Это никто не будет смотреть дольше двух песен». Но Денис говорил: «Не волнуйтесь, все будет классно».

Потом мы решали, что они будут петь. Сначала думали, что это будут песни оригинальные. Мы стали узнавать, насколько просто будет очистить права на список [итальянских] песен. Выяснилось, что это очень непросто. Потом уже, стоя у лифта, мы прощались и решили, а что если артисты будут петь свои песни на итальянском? И всем окончательно стало весело.

Первая песня, которая мне в голову легла, был «Краш» Клавы Коки с Нилетто. Было ощущение, что она уже была написана по-итальянски. Видимо, у нас с итальянцами похожие гармонические основы.

Потом мы стали все вместе придумывать песни и артистов — многие не смогли поучаствовать. Все-таки три недели до Нового года, кто-то сказал, что им это не очень интересно. Очень жалко. Лично мне не хватило итальянской баллады. Песни Доры и Jony хороши, но мне не хватает супербаллады.

— Я ждала такую от Филиппа Киркорова.

— Нет-нет. Киркоров, так исторически повелось, в наших новогодних программах принимает участие в качестве особенного гостя… Наша основная задача — сделать так, чтобы он не пел. Была идея, чтобы Филипп пел песню «Атлантида» по-итальянски — и это было бы бесконечное ощущение «Сан-Ремо». Но когда ты слушаешь Филиппа с этой песней, в принципе нет никакого контраста, слома. Поэтому Филипп блестяще выступил в роли Пиппы Второго.

— И вот у вас появилась готовая идея. А дальше ее нужно нести руководству канала — и объяснять, что это будет часовое шоу без единого русского слова? Как это было?

— Нет, не так все сложно делается. У нас с руководством Первого канала есть взаимное доверие. Мы в чем-то им доверяем, а они в чем-то доверяют нам. В какой-то момент я позвонил Эрнсту и сказал, что есть такая классная идея.

Важный момент, что у нас у самих внутренне должно было быть объяснение, почему мы это делаем? Мы как раз с Денисом поняли, что делаем это по трем причинам. Мы соскучились по Европе: никто из нас никуда не выезжал. Италия действительно одна из наиболее пострадавших стран — и мы так ее немного поддерживаем. Ну и нет другой страны, которая музыкально была бы нам так близка. 2020 год сам по себе весь такой (показывает руками кривую фигуру), и мы решили закончить его так.

Надо сказать, что это нашло понимание у Константина Львовича, который сказал: «Слушай, у меня в заставках [перед рекламой в эфире] жирафы среди зимы украшают елки. Такой год — и поэтому объяснять этот абсурд никому не надо, у нас — жирафы». Это как буква «у» в слове «обэриуты» — ничего не значит, просто присутствует. Точно так же и здесь. Я тихо сидел и надеялся, что после этого у меня будет закрыт гештальт — 50 минут на Первом канале без единого русского слова.

Единственные русские слова там кричит уже на титрах один из создателей Андрей Шавкеро: «Еще! Еще! Еще!» Это очень смешно и дико обаятельно. Сразу рушится итальянская непосредственность и появляется легкое ощущение искусственности.

— И Эрнст сразу согласился?

— Он сказал да, без проблем. Но попросил показать ему хотя бы какой-то кусок. Но была проблема — 30 декабря был эфир, а последние съемки закончились в два часа ночи 29-го числа. И этот кусочек я ему прислал числа 27-го — маленький, с предварительной сборкой начальных титров. И он мне ответил, что его все устраивает. Остальное он увидел уже в эфире.

— Вы в каждом выпуске «Вечернего Урганта» — и даже в новогоднем — шутите про кому Мити Хрусталева. Вам не кажется, что это жестко? Или команда так переживает до сих пор эту ужасную ситуацию?

— Вы сейчас меня пытаетесь из сознания перевести в подсознание. Наверное, это так. Честно говоря, я очень хорошо помню тот момент, когда мы в первый раз обсуждали это в эфире. И я сказал фразой Лилианны Лунгиной, переводчицы «Карлсона» Астрид Линдгрен: «Малыш, как же ты нас всех напугал». Это то самое чувство, которое мы испытывали. Называйте это как хотите, подсознанием или нет. Честно, в новогоднем выпуске это появилось, потому что это отличная шутка! Есть озеро Комо — и есть кома.

У нас были простые рамки. Мы берем самые популярные песни 2020 года — и обсуждаем главные события 2020 года. Естественно, не все, но какие-то. Это было одно из громких событий, по крайней мере для нашей передачи точно. И еще совпало, что есть такое озеро в Италии с другой буквой на конце. Ровно поэтому же у нас появился сериал «Quattro Putane» и Александр Паль с фильмом «Глубже» — если кто не понял, это отсылка к нему. Он именно поэтому regista di pornographico.

Александр Паль и Иван Ургант
Степан Третьяков / «Вечерний Ургант»

— Непонятно только, почему у вас там фигурирует гей-секс. В «Глубже»-то его не было!

— Послушайте, ну что может быть смешнее? Ну правда? Ну ничего, конечно! Ефим Копелян, прекрасный, замечательный актер, голос фильма «Семнадцать мгновений весны», отвечая на вопрос, мог ли он когда-нибудь вступить в интимные отношения с мужчиной, сказал: «Нет, потому что я очень смешливый». Я не могу ничего по этому поводу сказать. Просто это смешно. Это все появлялось на площадке. Я обожаю, когда Саша Паль начинает говорить с абсолютно русским акцентом на итальянском языке с непробиваемым покер-фейсом.

Вся наша команда работала так здорово, что я, пользуясь тем, что ваше издание читает подавляющее большинство наших сотрудников, хочу сказать всем ребятам колоссальное спасибо. Они превзошли себя. Грим, костюмы, декорации, диалоги, аранжировки, постановка номеров, балет «Тодес», наши замечательные переводчики — Лена Чебакова и Ира Зверева. И наш продюсер Аня Колесникова, которой удалось это все организовать. Саша Гудков одновременно и разговаривал с артистами, и бегал мерил парики, и половину людей одевал. Для меня нет ничего смешнее, чем то, как он в одной из сцен говорит «С Новым годом» по-английски, у меня все время текут слезы в этот момент. Два раза я раскалывался на площадке: когда Гудок говорил «Хэппи Нью Йеаре» и когда Гарик Харламов мне в лицо начинал говорить по-итальянски фразу «И поэтому все так произошло». В этот момент я просто смеялся и портил дубль.

В общем, я хочу сказать всем спасибо. Это тот самый момент, когда все работали так, как не работали никогда. Нам чрезвычайно приятны отзывы зрителей, которые пишут, что это колоссальная работа. Это правда. Ребята не спали две ночи, монтировали, это был очень сложный процесс. Так что в следующий раз мы попробуем начать чуть пораньше.

CIAO, 2020! Полная версия
Вечерний Ургант

— Я очень удивилась, когда узнала про три недели, мне казалось, что вы начали переводить песни гораздо раньше.

— Все переводилось и придумывалось в процессе. Например, я сижу, надеваю парик, приходят [авторы «Вечернего Урганта»] Вадик Селезнев и Гриша Шатохин и говорят: «Ваня, давай решать, как мы делаем то-то. Например, что будет делать Харламов, которого мы позвали, но мы не понимаем зачем?» Мы прямо в этот момент начинаем придумывать — и появляется Эдуард Суровый на итальянском.

Еще любопытный момент. У нас был костюм коронавируса…

— Что?!

— Да. (Смеется.) Да, Гарик должен был играть коронавирус и надеть этот костюм, он уже был сшит. Но идея с Эдуардо Брутелли всем понравилась больше.

— Раз мы уже вспомнили про Александра Гудкова, спрошу про него и «Вечерний Ургант». Он постоянно оказывается в центре каких-то скандалов, связанных с его проектами в интернете. На вас это как-то влияет? Приходится ли вам, например, его защищать на канале?

— Саша вполне самостоятельная творческая единица, творец, художник, продюсер, умница и доброй души человек. Не могу сказать «рубаха-парень», скажу «водолазка-парень». Поэтому защищать его мне не приходится. Но я переживаю искренне всегда, когда происходят подобные вещи. Саша мне близкий человек, как и вся команда «Чикен Карри», и Владимир Маркони — с ними нас уже связала жизнь. 99% из них принимали участие в качестве создателей передачи «Ciao, 2020!».

Надо сказать, у Саши всегда хватает смелости [отстаивать свою позицию]. Я бы на его месте скорее бы извинился, чем выдерживал бы этот жесткий прессинг со стороны общественности. Переживаю за него, как и за любого, на кого набрасываются из-за более удачной или менее удачной шутки.

— Мы понимаем, что вам самому приходится быть осторожным с шутками…

— Я могу сказать, что нам всем приходится быть осторожными не только с шутками, но вообще со всем. Мне кажется, слово «осторожность» — слово 2020 года и какой-то новой реальности. Мы уже осторожно друг с другом здороваемся, разговариваем и друг на друга дышим. Но ничего с этим не поделать. Единственное, что меня примиряет с действительностью, — это то, что так происходит повсеместно и везде. Это какое-то общее состояние человечества. А не только конкретно лидеров движения «Сорок Сороков».

Мне кажется, все прекрасно все понимают. Прекрасно. Просто на секунду попытайся почувствовать это сердцем, а не мозгом. Ты всегда чувствуешь, когда человек хочет обидеть, а когда он не хочет обидеть. Вот и все. Когда человек делает что-то, чтобы набрать популярности, очков, хайпа, резонанса, спровоцировать, раззадорить, разжечь что-то плохое, это всегда слышно. И таких людей в юморе, надо сказать, гораздо меньше, чем в политике, чем в общественных политических движениях, чем в жизни. Чаще всего, поверьте мне, люди, которые занимаются юмором, особенно профессионально, не хотят никого обидеть. Они хотят только, чтобы люди рассмеялись. Вот это самое важное.

Простите, вернусь к основной теме нашего разговора. В Италии обсуждали, стоит ли обижаться на нас, там тоже появились люди, которые об этом задумались. К счастью, их было совсем немного. Понятно, почему итальянцам в большинстве все-таки понравилось: мы сделали выпуск на итальянском языке — и это уже привлекло интерес.

Иван Дорн
Степан Третьяков / «Вечерний Ургант»
Little Big
Степан Третьяков / «Вечерний Ургант»

А вот почему в России все единодушно приняли этот момент? Ребята волновались. В «Голубом Урганте» был понятный объект пародии — «Голубой огонек», а тут [в итальянском выпуске] объект пародии был не такой понятный. Но сработало. В «Голубом Урганте» тоже сработало, но был и резонанс, большие научные статьи от прогрессивной общественности по поводу этой передачи. Мне кажется, как ни странно, разница заключается в одном. Здесь [в «Ciao, 2020!»] мы погрузились в тему, испытывая к ней большую любовь, а в «Голубом Урганте» я говорил: «Ребята, знали бы вы, как я ненавижу голубые огоньки». Вот и вся разница. Тоже было смешно, тоже понятно, но, видимо, чтобы все сложилось, нужно обращаться к тому, что ты любишь, и тогда ни у кого не будет вопросов. Там вопросы были, но ничего не поделать, я действительно не люблю новогоднее телевидение, которое застыло в одной точке давным-давно. Все делают вид, что ну и ладно, привыкли — но это не так, это невозможно смотреть.

— И хотя вам приходится быть осторожным, есть некоторые темы, на которые вы свободно шутите. Например, в последнем сезоне Лукашенко вы, в общем, не щадили. Были ли у вас какие-то опасения насчет этой темы или вы не думали об этом?

— Не думали. Он стал героем неприятных событий, которые происходили и происходят в Беларуси. Ничего, кроме любви к этой стране, мы не испытываем. И, честно говоря, все, что там происходит с его стороны, довольно смешно. Чего уж там говорить. Поэтому грех такой ситуацией не воспользоваться. Вот так бы я — очень осторожно! — ответил.

— В сентябрьском интервью ТАСС вы говорили, что вы сами всегда решаете, кто приходит к вам в качестве гостей на передачу. Но вот я смотрю ваш последний сезон и вижу среди гостей очень много участников «Ледникового периода», других проектов Первого канала. Все-таки у вас есть какая-то договоренность — например, определенное количество интервью в сезоне для проектов Первого — или вам лично интересны эти гости?

— Я никогда не зову на передачу тех людей, которых не хочу там видеть. Это очень важный момент. Я не могу вспомнить такого гостя, насчет которого я был категорически против, но мне позвонили и сказали: «Не смей даже думать, он должен перед тобой стоять!»

У нас передача выходит пять дней в неделю. И наш продюсер Аня Колесникова, человек, на чьих хрупких плечах лежит огромное количество труда, все время говорит, что нам нужны гости. В этом году, например, из-за рубежа вообще никто не приезжал. Передачу «Ледниковый период» смотрят зрители Первого канала. Ребята там катаются, совершая довольно необычные для собственного физического устройства прыжки и поддержки. Это повод, чтобы они пришли. Много их было? Довольно много! (Смеется.) Тут я спорить с вами не буду. Если вы внимательно смотрите, мы пытаемся и над этим в том числе подшучивать. «Побьет ли количество участников „Ледникового периода“ в нашей передаче количество актеров из фильма „Союз спасения“»? И ответ, конечно, да. Мы работаем на этом канале и поддерживаем его проекты, это нормально. И мы этих героев с удовольствием зовем. И они могут неожиданно и успешно себя показать.

У нас есть масса примеров, когда мы думали: вот он придет — и все, я просто тихонечко сяду в сторону, и у нас с ним все пойдет как по маслу. И вдруг такого вообще не происходит. Не буду говорить, о ком я. Если не получилось интервью, виноват я. Но бывают неудачные дни. Моя основная задача, чтобы человек пришел и был веселым, легким, ироничным. И чтобы зритель у экрана сказал: «Надо же, я столько раз его видел, а он открылся с какой-то необычной стороны». И это может быть любой гость.

— Не могу не задать еще один важный вопрос. Еще и потому, что это касается автора нашего издания Антона Долина.

— Он автором вашего издания стал гораздо позже, чем сотрудником нашей передачи! Тоже мне сказали…

— Это так! Но все же мы с ним работаем, поэтому даже просто по-человечески хочется спросить.

— Мы Антона горячо любим — все, кто работает на передаче. Думаю, кто-то горячо, кто-то просто тепло. Для меня, внутри я так это чувствую, он все равно остается нашим сотрудником. Знаете, как в юридических документах пишут «обстоятельства непреодолимой силы»? Вот в этой ситуации у нас были обстоятельства непреодолимой силы. Что не уменьшает достоинства Антона, заслуг Антона.

— Вы лично сильно переживали в этот момент?

— Честно говоря, да. Честно говоря, продолжаю переживать. Мне бы, конечно, хотелось, чтобы эта ситуация разрешилась по-другому. Есть разные мнения по этому поводу. И есть разные объяснения. Но поскольку это решение принято не на передаче «Вечерний Ургант», то я не вправе это комментировать. Но я могу выразить свое сожаление по этому поводу.

Степан Третьяков / «Вечерний Ургант»

— Если я не ошибаюсь, «Вечернему Урганту» в апреле будет девять лет.

— Девять лет… Матушки.

— Как ваше настроение? Вы не устали им заниматься?

— Этот вопрос периодически возникает: «Ну, а когда что-то новое?» И мне вот почему-то кажется, что в разговоре с «Медузой», которую я активно читаю и рассматриваю там картинки, я могу переадресовать этот вопрос вам как представителю «Медузы». Сколько «Медузе» будет лет?

— В 2021-м — семь.

— Семь. Вот скажите, «Медузу» вы сделали, а когда что-то новое вы будете делать? Понимаете? Это то же самое. К сожалению, сейчас электронные страницы не могут передать выражение вашего лица. А оно очень красноречиво.

Не надо делать ничего нового — надо хорошо делать это. Я вижу большой потенциал, я хочу это развивать. Как я себе представляю «Вечерний Ургант» — это творческая лаборатория с большим количеством талантливых людей с разными творческими амбициями и задачами, чтобы утолить которые понадобится очень много времени. А там придут уже и новые люди.

У нас есть формальные четкие рамки — мы пять дней в неделю должны выходить и говорить о том, что происходит. Или намекать на то, что происходит. Приглашать тех людей, которых мы любим, которые нам и нашим зрителям интересны. Что не лишает нас возможности делать любые творческие эксперименты, в которых нас поддерживает руководство Первого канала и, не устаю это напоминать, которое когда-то нам идею этой передачи предложило. И мы в нее не верили какое-то время — так же, как мы сомневались, делать ли итальянский Новый год на Первом канале. Неожиданно все это чудным образом сработало. Конечно, есть усталость физическая, усталость от этого года…

— Еще и без зрителей пришлось работать.

— Это вообще, вы не понимаете. Это грустнейшая, тяжелейшая штука, когда нет зрителей. Нам очень тяжело без зрителей, нам очень хочется их видеть. Когда у нас стали приходить [в студию] по восемь человек с сентября, настроение стало другое. Хотя мои авторы очень тщательно смеялись над своими же шутками, очень добросовестно это делали, все равно хотелось реакции зрителя.

Так что да, физическая усталость есть, но ощущения того, что мы все здесь сделали и пора закрываться, у меня совершенно нет. Потому что мы и здесь еще ничего не сделали. Как показал опыт этого Нового года, мы вообще ходим по какому-то золотому полю, в котором зарыты прекрасные вещи, не понимая, что они у нас под ногами. Поэтому нужно еще посмотреть и поискать.

Беседовала Наталья Гредина