Не только «Дневник Анны Франк» Галина Юзефович — о главных книгах про холокост

27 января в мире отмечался День памяти жертв холокоста. По просьбе «Медузы» литературный критик Галина Юзефович выбрала 10 главных книг о холокосте — от дневников Анны Франк до комикса Арта Шпигельмана.

Анна Франк. Убежище. Дневник в письмах. М.: Текст, Книжники, 2016. Перевод М. Новиковой 

Дневник еврейской девочки Анны Франк, который она вела в годы войны в Амстердаме, вместе с семьей и несколькими друзьями скрываясь от нацистов в потайном убежище, — один из первых документов холокоста. Он был опубликован отцом Анны Отто Франком уже в 1947 году и сразу стал, с одной стороны, потрясением, с другой — бестселлером. И это понятно: «Дневник» — не просто невероятной силы документ и памятник, но еще и совершенно очаровательная — как ни дико это прозвучит — книга. 

13-летняя Анна, запертая в тесной квартирке на задворках складского помещения, в самом сердце охватившего Европу безумия, лишенная возможности встречаться с подругами, ходить по улице, дышать воздухом, тем не менее, ухитряется жить более или менее нормальной девичьей жизнью. Она читает книжки, дуется на маму и сестру, учит алгебру, влюбляется в мальчика-соседа (ну надо же в кого-то влюбиться!), делает гимнастику, строит планы на жизнь «после». Ее дневник — нормальный девчоночий дневник, трогательный, наивный и симпатичный, только написан он посреди ада, накануне смерти. Убежище, в котором скрывалась Анна, было обнаружено гестаповцами 4 августа 1944 года. Его обитатели отправились в концлагеря, где и погибли — все, кроме отца Анны, сумевшего после войны найти и опубликовать дневник дочери. Сама же Анна умерла от истощения в лагере Берген-Бельзен, не дожив четырех месяцев до своего 16-летия и двух — до освобождения.

Элен Берр. Дневник. М.: Белая ворона, 2016. Перевод с французского Н. Мавлевич 

Элен Берр — юная француженка еврейского происхождения — вела свои дневники практически одновременно с Анной Франк, с 1942-го по 1944 год. Собственно, они были близки по возрасту (Берр на семь лет старше), их арестовали почти одновременно и погибли они в одном и том же месте, в лагере Берген-Бельзен, с разницей в пару месяцев. Но на этом сходство заканчивается: в отличие от Анны, смотревшей на мир холокоста через узкое окошко в стене своего амстердамского убежища, Элен находилась в самом его центре и видела, как постепенно сжимается пространство вокруг нее, ее родных и соплеменников. 

Поначалу в ее дневнике, впервые опубликованном во Франции всего десять лет назад, а по-русски и вовсе недавно — буквально пару месяцев назад, нет никаких ужасов. Да, Париж уже оккупирован, но Элен, коренная парижанка, романтичная и утонченная, еще может учиться в Сорбонне, гулять по окрестностям родного города, влюбляться, встречаться с друзьями. Вот друзья начинают куда-то пропадать, вот появляется на одежде Элен уродливая желтая звезда (поначалу девушка шутит, находя ее «даже элегантной»), вот она уже не может пользоваться метро, вот ей запрещают сдавать экзамены, а со всех сторон несутся страшные слухи о массовых депортациях и убийствах… Воздух выкачивают постепенно, воронка сужается, и если поначалу семья Элен отказывается уезжать из гордости, то постепенно все выходы оказываются замурованы, и отчетливо слышится металлический лязг захлопывающегося капкана. Книга Элен Берр совсем небольшая, поэтому расстояние от идиллии до кошмара — всего несколько десятков страниц, и это делает ее особенно пронзительной, хотя сама трагическая развязка вынесена за рамки повествования: дневник просто обрывается, дальнейшее — молчанье, смысл которого нам, увы, слишком хорошо понятен. 

Виктор Франкл. Сказать жизни «Да!» Психолог в концлагере. М.: Альпина нон-фикшн, 2016. Перевод Д. Орлова, Д. Леонтьев

Легендарная книга немецкого психолога и психотерапевта Виктора Франкла занимает уникальное положение в ряду книг о холокосте: это одновременно и свидетельство его жертвы (автор провел почти три года в концлагерях Терезиенштадт и Аушвиц), и одна из важнейших попыток его осмысления. В отличие от большинства других узников концлагерей, вспоминающих об унижениях, голоде, страхе и иных физических и душевных страданиях, Франкл концентрирует внимание на механизмах выживания в этих не совместимых с жизнью условиях. Его рецепт прост: в любой ситуации больше шансов выжить и спастись у человека, дух которого не сломлен, который несмотря ни на что видит в своей жизни смысл, не утратил способности радоваться каждой убогой мелочи (вроде возможности перед сном спокойно заняться уничтожением вшей) и различает красоту среди любого ужаса. Умение превратить свою душу в надежный бастион защищает лучше, чем физическая сила; и хотя не всем по силам нарастить мощные мышцы, обрести убежище в собственной душе может каждый — к этому подлинно целительному выводу Франкл приходит, основываясь на самом страшном и самом убедительном материале, который только можно себе вообразить.

Ханна Арендт. Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме. М.: Европа, 2008. Перевод С. Кастальского, Н. Рудницкой 

Свою книгу Ханна Арендт писала по результатам суда над «архитектором холокоста» Адольфом Эйхманом, на котором она присутствовала в качестве корреспондента журнала The New Yorker. Израильские спецслужбы много лет выслеживали Эйхмана, организовали его задержание и в 1961 году доставили в Иерусалим — там-то его и увидела Арендт и была поражена полным отсутствием в нем даже слабого намека на демонизм. Эйхман не был ни антисемитом, ни кровожадным маньяком, ни даже бесчувственным социопатом — он был самым обычным человеком, крепким профессионалом и хорошим семьянином. Осуществляя «окончательное решение еврейского вопроса», Эйхман был убежден, что всего лишь выполняет свой долг и следует закону, не больше и не меньше. Это поразительное обстоятельство — отказ от персонального выбора и бездумное соучастие в злодействе — подтолкнуло Арендт на глубокое исследование «обратной стороны» холокоста. Она посвятила несколько лет изучению того, как и почему нормальные, здоровые и, в общем, неплохие люди спокойно и без угрызений совести становились винтиками чудовищной машины по уничтожению других таких же людей. Получившаяся в итоге книга — универсальное и фундаментальное пособие по анатомии любого общественного зла, без отсылок к которому сегодня не обходится практически ни одна дискуссия на эту тему. 

Анатолий Кузнецов. Бабий Яр. М.: CORPUS, 2012 

Киевлянин Анатолий Кузнецов родился и провел первые годы своей жизни совсем рядом с Бабьим Яром — местом массовых расстрелов киевских евреев. Там гибли его соседи и друзья, туда возвращались после войны выжившие для того, чтобы оплакать убитых, — и идея написать обо всем этом, сохранить для потомков память о тех страшных событиях, стала для Кузнецова естественной. Его книга написана в редком для советской прозы жанре документального романа: в мельчайших деталях фиксируя свидетельства очевидцев, докапываясь до самого страшного донышка фактов, он в то же время говорит о произошедшем ясным и ярким языком художественной прозы. Холокост в трактовке Кузнецова — не обособленное явление, не «вещь в себе», но часть общей трагедии войны, производная от гитлеровского нацизма, но в то же время и логичное следствие сталинской предвоенной политики. Именно поэтому среди героев Кузнецова не только евреи, но и русские, украинцы, поляки, литовцы, немцы: холокост в его трактовке становится катастрофой не столько национальной, сколько глобальной, калечащей, втягивающей в себя, как в воронку, и жертв, и свидетелей, и даже соучастников преступлений. В СССР книга была подвергнута жесткой цензуре и вышла с огромными купюрами, поэтому если вы хотите познакомиться с «Бабьим Яром» в авторской редакции, пользуйтесь свежими изданиями — они гораздо полнее и достовернее. 

Илья Эренбург, Василий Гроссман. Черная книга. М.: АСТ, CORPUS, 2015 

Эта книга — один из главных памятников, проливающих свет на историю холокоста в Восточной и Центральной Европе. Два советских журналиста и писателя, члены Еврейского Антифашистского комитета Илья Эренбург и Василий Гроссман практически с самого начала войны собирали свидетельства и документы, описывающие все, что происходило с евреями на территории бывшего СССР и соседних государств. Проект изначально рассматривался как пропагандистский и международный (Советский Союз надеялся с его помощью привлечь на свою сторону евреев всего мира), однако после войны он утратил актуальность — ЕАК был разогнан, его вожди казнены или убиты, а книга Гроссмана и Эренбурга предана забвению, так что издание 2014 года, по сути дела, — первая ее полная публикация. 

«Черная книга» — не цельное повествование, но собрание разнородных и разножанровых текстов, от дневников до мемуаров, от писем до газетных заметок и интервью, с небольшими и безупречно корректными авторскими вставками. Единственное, что объединяет материалы, вошедшие в «Черную книгу», — это ощущение страшной, разрывающей душу беззащитности отдельного человека перед произволом тоталитарной машины. Именно это свойство делает книгу Гроссмана и Эренбурга документом истории не столько еврейской, сколько общечеловеческой. 

Джонатан Литтелл. Благоволительницы. М.: Ad Marginem, 2014. Перевод И. Мельниковой

Вслед за Ханной Арендт француз Джонатан Литтелл отправляется исследовать «обратную сторону» холокоста: его герой (повествование в романе ведется от первого лица) — эсесовец Максимилан Ауэ, участник тех самых расстрелов в киевском Бабьем Яре, а кроме того эстет, рафинированный интеллектуал и философ. Если Ханна Арендт описывала механизм превращения обычного человека в убийцу, так сказать, снаружи, то Литтелл бесстрашно забирается этому самому убийце прямо в душу. Читателю предлагается посмотреть на мир не глазами жертвы, с которой мы привычно соотносим себя, когда речь заходит о холокосте, но глазами палача — и на собственном опыте понять, где пролегает граница, отделяющая просто неприятного человека (Ауэ, безусловно, крайне неприятен) от убийцы. Читать «Благоволительниц» тяжело и мучительно — едва ли не мучительнее, чем самые страшные свидетельства о зверствах нацистов, именно потому что очень быстро понимаешь: зло в самом деле банально, граница между исполнительностью и бездумной жестокостью практически незаметна, и каждый из нас, твердо уверенных в своей способности различать свет и тьму, имеет великолепные шансы однажды оказаться на стороне зла, скорее всего, даже не заметив момента перехода. 

Арт Шпигельман. Маус. Перевод В. Шевченко. М.: АСТ, CORPUS, 2013

«Маус» Арта Шпигльмана — единственная на сегодня книга о холокосте, созданная в виде комикса. В ее центре — история еврейского мальчика (его прототипом стал отец автора Владек) и его выживания в гетто и концлагере. Евреев Шпигельман изобразил в виде мышей, немцев — в виде кошек, американцев — как собак, французов — как лягушек и так далее, причем все герои одной национальности выглядят совершенно одинаково — различаются только жесты и одежда. Благодаря этому приему читатель получает возможность комфортно дистанцироваться от ужасов геноцида и посмотреть на происходившее тогда со стороны, спокойно и отстраненно. Эффект оказывается ошеломляющим и одновременно очень терапевтичным: история холокоста предстает не только трагичной и пугающей, но и абсурдной, гротескной, невозможной. Что дает надежду на невозможность ее повторения. 

Джонатан Сафран Фоер. Полная иллюминация. М.: Эксмо, 2005. Перевод В. Арканова 

Роман американца Джонатана Сафрана Фоера — история не столько о самом холокосте, сколько о его отдаленном эхе. В наши дни герой-рассказчик (и авторское альтер-эго), молодой и веселый американский коллекционер, отправляется на Украину для того, чтобы разыскать некую женщину, во время войны спасшую от нацистов его деда, еврея из местечка Трахимброд. В компании «переводчика» — парня, едва способного связать по-английски пару слов, и его чудаковатого дедушки (лютого антисемита) герой пускается на поиски собственного прошлого. Однако это путешествие, поначалу сугубо пространственное, очень скоро превращается в ментальное странствие сквозь время. В романе открываются второй, а затем и третий хронологические пласты: довоенная жизнь украинского местечка, странного и фантастичного, как Макондо в романе Маркеса «Сто лет одиночества», сменяется картинами «всесожжения» (именно так переводится на русский слово «холокост»), которые, в свою очередь, пускают побеги в настоящее, создавая ощущение тесной связи между прошлым и будущим, между жертвами холокоста и их сегодняшними потомками. 

Джон Бойн. Мальчик в полосатой пижаме. М.: Фантом Пресс, 2016. Перевод Е. Полецкой

Если можно представить себе книжку о холокосте «для самых маленьких», то компактный роман Джона Бойна, пожалуй, наиболее точно соответствует этому описанию. Трогательная история двух восьмилетних мальчиков — сына надсмотрщика в концлагере Бруно и маленького узника-еврея Шмуэля, сумевших подружиться через колючую проволоку и вопреки всем созданным взрослыми барьерам, — обладает свойством абсолютной (несколько избыточной для взрослого, но вполне уместной для подростка) понятности и этической однозначности. Лиричная, подчеркнуто не травматичная, и местами едва ли не смешная притча Бойна станет отличной отправной точкой для разговора с ребенком о трагедии холокоста, о нацизме и других столь сложных и тяжелых вещах. В конце концов, надо же с чего-то начинать.