Три года в плену у исламистов Полная история приключений путешественника Константина Журавлева в Сирии, рассказанная Даниилом Туровским

14 октября 2016 года стало известно, что в Россию вернулся Константин Журавлев — российский путешественник, который был захвачен исламистскими повстанцами в Сирии в октябре 2013-го и провел три года в плену у разных группировок. За это время Журавлев успел поиграть в футбол с боевиками, увидеть бомбардировки и пытки, познакомиться со сторонником «Исламского государства», ранее торговавшим на московском рынке, и принять ислам. Через два месяца после своего возвращения в родной Томск Журавлев рассказал историю своего пленения и освобождения спецкору «Медузы» Даниилу Туровскому.

Холодная комната

Через небольшое зарешеченное окно под потолком в камеру пробивался свет и залетали снежинки. 

Константин Журавлев посмотрел, как они спускаются на пол, поежился, крепче прижал к себе одеяло, которое и само давно стало холодным. Днем температура в среднем доходила до пяти градусов тепла, а ночью опускалась до минус пяти. Без обогревателя холод становился круглосуточной пыткой.

В эту камеру полтора на два метра российского путешественника, попавшего в плен к сирийским исламистам, перевели через год с лишним после того, как он очутился в Сирии, — в декабре 2014 года. Она находилась в тюрьме исламистских боевиков в провинции Алеппо. 

Высокий и бородатый Журавлев быстро к ней приспособился. Он подрезал поролоновый матрас, чтобы тот не закрывал целиком туалетную дыру в полу. Несколько раз в день пленник откидывал матрас к стене и разминался: бегал на месте, отжимался, качал пресс — и так четыре раза подряд. Во время одной из разминок он — как обычно — во весь голос пропел «От улыбки станет всем светлей» и «Ведь так не бывает на свете, чтоб были потеряны дети». Из-за стены вдруг раздался голос. Неизвестный на русском с акцентом считал: «Один, два, три, четыре…» Новым соседом оказался боевик «Исламского государства» Усама. 

Джихадист рассказал, что выучил русский язык во время поездок в Москву, где они с отцом продавали турецкую одежду. Следующие дни Журавлев c Усамой на русско-арабском обсуждали ислам, методы «Исламского государства», а еще брата Усамы, который приехал его выручать, но сам попал в плен. Скоро обоих сирийцев обменяли — видимо, на захваченных в плен боевиков. 

В одиночестве Константин начал путешествовать у себя в голове. Он представлял, как выходит из дома в Томске, доходит до квартиры брата и берет у него велосипед. Когда Журавлев «отправился» в Аргентину, он как будто на несколько дней просто исчез из холодной тюремной камеры. В Латинской Америке он оказался вместе с девушкой, с которой познакомился незадолго до поездки в Сирию, — они ездили по озерам и лесам на мотоцикле.

Журавлев находился в плену уже больше года. Пока 33-летний сибиряк сидел в камере размером со шкаф, его мать Надежда в Томске записала видеообращение к президенту Владимиру Путину. «Всюду Константин представлял простого русского парня, искреннего, улыбчивого, человека с добрым сердцем и открытой душой, — говорила она, стоя рядом с новогодними гирляндами. — Сейчас наш сын в большой опасности. Я видела на телеэкране казнь американских журналистов, я видела казнь британского 50-летнего путешественника, слышала о Сергее Горбунове (российский инженер был в плену в Ракке, его казнили весной 2014 года). Мне страшно за жизнь моего сына. Я со страхом слежу за информацией из Сирии. Пока Костя жив, я прошу вас, я умоляю вас, помогите моему сыну вернуться домой». Путин не прореагировал на обращение.

Сам российский путешественник с первого дня был уверен, что вернется домой. Перебирая воспоминания, он находил в своем прошлом совпадения и знаки, которые предупреждали его о том, что он окажется в плену. Константин Журавлев верил, что в заложники его привели «высшие силы, чтобы выполнить какое-то задание». Ему казалось, что «все это не плен, а командировка». 

Дорога в Сирию

Константин Журавлев родился в 1981 году в Томске. После школы учился на программиста в местном университете, потом работал над системой «Глонасс» в научно-производственном центре «Полюс» — в основном потому, что на предприятии давали отсрочку от армии. Как только ему исполнилось 27 лет, Журавлев уволился и начал путешествовать автостопом, ночуя у друзей или на улице. Он за три месяца проехал автостопом СНГ и почти два года провел в кругосветном путешествии. 

В поездках он старался пробираться туда, куда доступ обычно закрыт: на водопад Виктория в Южной Африке, на ночевку на одну из пирамид майя в Мексике; незадолго до поездки в Сирию он залез на колокольню одной из московских церквей в районе Китай-города и провел там ночь. Перед авантюрными путешествиями Журавлев старался не думать о возможных последствиях, о том, что его могут обокрасть, похитить или убить: «Иначе все это накапливается как снежный ком и может перевесить желание путешествовать». Любые неприятности он «переименовывал в приключения».

Журавлев — фанат проекта Secret, псевдонаучного фильма и книги о том, что силой мысли можно изменять реальность и самоисцеляться. Заходя в книжный магазин, он в первую очередь идет к полке с книгами про силу подсознания. Путешественник уверен, что придумал Apple Watch и сервис поиска попутчиков Blablacar и силой мысли донес до их создателей инструкцию, как их сделать.

Летом 2013 года он решил отправиться на длительную медитацию в египетскую пустыню, где уже бывал в декабре 2010 года во время кругосветного путешествия. Там он собирался прожить 21 день с завязанными глазами и заткнутыми ушами. 

Дальнейшие события, как он думает, произошли неслучайно. Журавлев собирался долететь до Каира на самолете, но познакомился в Санкт-Петербурге с астрологом, которая позвала его в Абхазию. Из Абхазии он решил добираться в пустыню автостопом через Турцию и Сирию. 

Он не знал подробностей того, что происходит в Сирии, но туда его «позвал внутренний голос, чтобы соприкоснуться с болью людей, живущих на войне». К октябрю 2013 года боевики из «Свободной сирийской армии» уже два года воевали с войсками президента Башара Асада. Все началось весной 2011 года, когда несколько подростков, вдохновленных антиправительственными восстаниями в других странах Ближнего Востока (так называемой «арабской весной»), разрисовали оппозиционными лозунгами стену в городе Деръа. Полицейские их задержали и избили. В знак протеста местные жители начали громить государственные здания, власти расстреляли демонстрации. После этого шествия и акции протеста распространились на всю страну. Несколько мятежных армейских генералов основали «Свободную сирийскую армию», в которую вошли исламистские военизированные группировки из разных регионов. В начале войны они сотрудничали друг с другом, но позже стали соперничать. Примерно тогда же в неуправляемой Сирии джихадисты из «Исламского государства Ирака и Леванта» начали захватывать территории. Журавлев при этом собирался проехать страну за несколько дней на автобусах. 

В начале октября очередная фура высадила его около турецкого города Орду. 

В нескольких десятках метров, среди деревенских домов, он услышал музыку и барабаны — так он случайно оказался на свадьбе. Отгуляв на чужом празднике, 2 октября 2013 года путешественник выехал из Орду на юг Турции. Из попутки его высадили в Газиантепе, «турецкой Касабланке», — транзитном городе для боевиков и беженцев. Для ночевки он зашел в заброшенный дом недалеко от трассы. В нем пахло гнилью. Включив фонарь, Журавлев увидел на полу мертвую птицу. Позже — в плену — он решит, что это было одно из предупреждений о скором будущем: мертвая птица означала конец свободы. Выбравшись из дома, он заночевал в спальнике под оливковыми деревьями. 

Утром путешественник поймал автомобиль до Килиса, города на границе с Сирией («Медуза» публиковала о нем репортаж). Турецкие пограничники отказались его пропускать. По-английски они не говорили — и один из них скрестил свои руки, показывая жестом, что в Сирии на Журавлева наденут наручники. После недолгих препирательств россиянин все же сумел перейти границу.

Пройдя несколько метров, он увидел плакат с надписью на английском языке: «Свободная Сирия». Журавлев приготовил несколько десятков долларов наличными, чтобы заплатить за визу — в 2010 году ему во время путешествия поставили ее прямо на границе. 

Пограничник внимательно рассмотрел паспорт путешественника и провел его в припаркованный рядом автомобиль. Они проехали около пятидесяти метров до небольшого здания погранслужбы.

В здании мужчина объяснил ему, что он не пограничник, а солдат «Лива ат-Таухид», исламистской группировки, входящей в «Свободную сирийскую армию». Оказалось, что этот участок границы контролируют боевики. Мужчина поинтересовался, зачем Журавлев приехал в Сирию и знает ли он, что в стране идет война. Он рассказал, что ССА сражается с правительственными войсками президента Башара Асада, которого поддерживает Владимир Путин, и добавил, что все россияне под подозрением. 

Журавлев, сначала решивший попроситься обратно в Турцию, понял, что его уже не отпустят. Через несколько часов в здание приехали еще четверо боевиков. Один из них говорил по-русски с украинским акцентом. Он снова спросил россиянина, зачем он приехал, а Журавлев снова рассказал, что едет в пустыню на медитацию. 

Сирийцы забрали у него ноутбук, телефон, камеру GoPro, загранпаспорт — но оставили браслеты с символом солнца, четки и буддистское кольцо. Журавлева посадили в машину. Вооруженные автоматами АК-47 боевики сели рядом. 

Тюрьма, родители и Григорий Лепс

Журавлева перевезли в город Аль-Рай в тридцати километрах восточнее пограничного пункта, где из нескольких больших ангаров для военной техники сделали тюрьму. Россиянина поместили в небольшую общую камеру, где жили еще пять человек — местные сирийцы, которых подозревали в связях с правительством. Пленнику не объяснили, что его ждет. В других камерах сидели десятки подростков. У многих из них на теле были глубокие порезы. Дети говорили, что скоро их расстреляют. 

Боевики часто играли в футбол перед зданием тюрьмы. Дружелюбный и общительный Константин иногда к ним присоединялся. К нему несколько раз подходил начальник тюрьмы, приставлял к голове пистолет и делал вид, что нажимает на курок. Журавлев отвечал ему по-английски, которого тюремщик толком не знал: «Стреляйте, я все равно буду улыбаться». 

Играя в футбол, он заметил, что к крыше одного из зданий приставлена лестница: спрыгнув с нее, можно было оказаться на свободе. Журавлев подумал, что сбежать все же вряд ли удастся: вокруг все равно были сплошные боевики. Когда он спрашивал у них, чего от него хотят, они поначалу пообещали отпустить его через десять дней, а потом, когда это время прошло, — через семь месяцев. 

Родители Журавлева узнали о его пленении только через восемь дней после того, как он перешел границу Сирии. 12 октября 2013 года в их томской квартире раздался телефонный звонок от родственников из Санкт-Петербурга. Они посоветовали быстрее включить телевизор: в новостях рассказывали, что Константин попал в плен. Вскоре друг семьи Олег Пацай обнаружил в одной из групп сирийских боевиков в фейсбуке фотографию паспорта пленника (сейчас группа закрыта): там сообщалось, что задержали шпиона из России, работавшего на российскую и сирийскую разведку. Друзья Журавлева начали писать под фотографией паспорта комментарии о том, что он путешественник. На следующий день боевики написали на арабском в той же группе, что «исключают вероятность того, что он обычный турист». «Что это за туризм в стране, в которой происходят ожесточенные сражения и народ которой убивают, похищают и выгоняют из родных мест?» — недоумевали сирийцы. Они заявили, что отправят дело Журавлева на рассмотрение исламского суда — «нет более справедливого суда, чем суд бойцов на земле джихад». 

Сотрудники российских силовых и дипломатических ведомств с родителями Журавлева не связывались, рассказывала позже «Медузе» мать Константина. 15 октября 2013 года МИД пообещал предпринять «необходимые шаги для скорейшего освобождения [россиянина]». Представитель МИД Александр Лукашевич добавил, что «очень трудно определить местоположение, где находится наш гражданин, и те обстоятельства, которые завели его так безответственно на сирийскую территорию». 

Вскоре Константину дали связаться с родителями. В тот день Журавлев ужинал в кабинете у начальника тюрьмы. Абу Хатим согласился выделить ему пять минут на разговор. Журавлев вышел в скайп, но увидел, что родителей нет в сети. Он быстро набрал своему другу, чтобы тот сказал родителям включить компьютер. Через некоторое время родители наконец вышли в интернет. Связь обрывалась, но они увидели друг друга. Перед другим звонком через несколько дней один из охранников сказал Журавлеву: «Сегодня ты умрешь, мы наденем на тебя динамит и отправим [взрываться]». 

Через несколько дней Журавлева вывели из камеры и завели в соседнюю. В ней один из боевиков поднял плед, висящий на стене. За ним оказалась небольшая дверь, за которой начинался длинный тоннель в «тайную» комнату. Немного позже он узнал, что его спрятали от боевиков «Исламского государства Ирака и Леванта» (будущего «Исламского государства»), с которыми ССА в конце 2013 года еще сотрудничали. Джихадисты хотели забрать Журавлева к себе. Приехавшим боевикам ССА сказали, что россиянин вернулся в Турцию. Журавлев предполагал, что удерживающие его боевики ни в чем не хотели помогать группировке, с которой начали расходиться во взглядах: она становилась слишком радикальной.

В конце октября 2013 года Олег Мельников из движения «Альтернатива» (общественная организация, спасающая людей из рабства), используя свои контакты, связался с руководством «Лива ат-Таухид». Те передали свои требования: родственники и друзья Журавлева должны выйти в Москве на пикеты против войны в Сирии и Владимира Путина. Этого не случилось — родственники сказали Мельникову, что за такое в России «посадят». Тогда активист договорился с руководителями группировки, что в Сирию приедут двое правоверных мусульман, которые поручатся за Журавлева на шариатском суде. 13 ноября 2013 года «спасатели» прилетели в турецкий Газиантеп и перешли границу, но в нескольких километрах от Алеппо они узнали, что встреча отменяется: лидер группировки погиб во время авиаудара. Константина Журавлева боевики показать отказались, мотивируя это тем, что «спасатели» наведут на них российский спецназ. 

Журавлев об усилиях Мельникова ничего не знал — три месяца он провел в «тайной комнате» и вышел из нее только в январе 2014 года, когда Аль-Рай начали окружать боевики ИГ. В конце месяца его с другими заключенными перевезли в Алеппо, второй город Сирии, главную цитадель сопротивления, где обе стороны не раз применяли друг против друга химическое оружие. В Алеппо его держали в нескольких тюрьмах: город постоянно бомбили правительственные войска — и боевики перемещались с места на место. В дни бомбежек Журавлев укрывался одеялом и внимательно слушал, куда упадет очередная ракета.

В начале февраля ему в последний раз разрешили позвонить по скайпу. Связь снова прерывалась. Он спросил: «Вы меня слышите?» «Да, слышим тебя, сынуль, слышим», — ответила ему мать. «В общем, это, люди здесь хорошие, но, единственное только, сейчас мне говорят о том, что наше правительство… Никто ничего не предпримет… Говори только ты, пускай отец ничего не говорит, только твой голос… Слушайте, позаботьтесь о своем здоровье, потому что они могут вам звонить, они могут сказать, что они меня убьют. Вот, если правительство не будет… Алло… Да, да? Если никто ничего не предпримет, меня убьют, но вы, пожалуйста, не волнуйтесь, вы всегда заботьтесь о своем здоровье и всегда думайте о том, что есть Бог, даже если они меня убьют…» 

От родителей Журавлев узнал, что его хотят обменять на шестьдесят боевиков ССА, сидящих в тюрьме в Дамаске. Позже они предложили обменять Журавлева на полковника ССА, находящегося в плену там же. Боевики передали эти требования через сирийского оппозиционера Муиза Абу Алдждаила, одиннадцать лет работавшего в организации помощи беженцам «Гражданское содействие» (его к делу подключил Олег Мельников). В разговоре с Алдждаилом джихадисты называли Журавлева «очень хорошим человеком» и отказывались от выкупа. Они сняли видео, на котором Журавлев говорил, что «каждый человек хочет свободы». «Шесть месяцев — это большой срок. Я не вор, я не убийца, я не солдат. Мне хотелось бы стать свободным, — заявлял россиянин. — Мне хотелось, чтобы наше российское — мое — правительство, правительство России, заботилось не только о стране в целом, но и о каждом гражданине своей страны».

Муиз Абу Алдждаил рассказывал «Медузе», что передавал требования в МИД и в посольство Сирии в Москве, но ему не ответили. 

Здание в Алеппо, из которого Журавлев звонил родителям, часто попадало в зону авиаударов сирийских истребителей. 11 февраля 2014 года его перевели в новую тюрьму в здании школы Аль-Шибани, построенной в XIII веке. Она находилась в старой части города, рядом с его главной достопримечательностью, Цитаделью, которая была построена в 900-х годах и веками использовалась для обороны города — во время Крестовых походов, во время нашествия Тамерлана. 

Он попросил, чтобы ему дали еще раз созвониться с родителями, но боевики сказали, что скайпом пользоваться небезопасно. Вместо этого они взяли его с собой, когда поехали за продуктами на рынок, и по пути они заехали в одно из городских интернет-кафе. Правда, внутри оказалось много посетителей. Боевики не хотели, чтобы кто-то узнал, что россиянин с ними, поэтому быстро вернулись в тюрьму. 

Скоро пленнику вернули его ноутбук и плеер. Пока рядом со зданием периодически взрывались бомбы, Журавлев слушал «Игру с огнем» и «Я свободен» «Арии», «Машину времени», Григория Лепса. 

На компьютере он прочитал давно скачанные книги — труды Карлоса Кастанеды, «7 навыков высокоэффективных людей». Ему разрешали выходить во внутренний двор Аль-Шибани. Во время прогулок он, как и в прошлом месте заключения, разработал возможный маршрут побега. Он нашел коридор, ведущий на второй этаж, где было окно без решетки. Из него можно было выпрыгнуть на улицу. Впрочем, сбегать Журавлев не стал — не только потому, что не ориентировался в Алеппо, но и потому, что пришел к выводу, что плен — «невероятнейшая духовная практика». 

Его посадили в камеру с сотрудниками сирийской разведки. Один из них хорошо говорил по-английски, и по вечерам, когда все засыпали, они с Журавлевым обсуждали свою жизнь до плена. Амхаммад (так звали нового приятеля россиянина) любил поговорить о женщинах. Он удивлялся любовным приключениям Журавлева и смущенно рассказывал о том, каких красивых женщин он встречал и как однажды сидел с девушкой в кафе, но боялся, что на них обратят внимание. Днем пленники изучали английский и арабский, составляя словари в тетрадках. Их общение закончилось, когда Журавлев попросил Амхаммада объяснить разницу между суннитами и шиитами. Он сказал Константину, что обсуждения религии для него оскорбительны. 

Летом 2014 года Журавлева вывели из камеры, посадили в автомобиль и повезли в поселение к юго-западу от Алеппо. Там «Лива ат-Таухид» передала его людям из «Нур аль-Дин Зинки», одной из самых влиятельных оппозиционных группировок в Алеппо (численность — около 1000 боевиков). С начала войны и до 2014 года они получали финансовую помощь США; позже в их адрес появились обвинения в жестоких казнях — говорили, в частности, что они отрубили голову 12-летнему подростку. 

Следующие два года Журавлев пробыл в комплексе тюрем, находившихся в деревне. Первые шесть месяцев он провел в камере полтора на два метра, где сначала было очень жарко, а зимой было невозможно согреться. В январе 2015 года его перевели в общую комнату. Все окна в камерах были заложены камнями после попытки побега одного из заключенных — свет в них попадал только через отверстия в потолке. 

Заключенных хорошо кормили и наказывали, если кто-то отказывался есть. Кроме риса, плова, курицы, макарон, лепешек Журавлеву часто выдавали халву, абрикосовое варенье, помидоры. Пленники между собой говорили, что живут за счет США. Журавлев рассказывал сокамерникам о том, как американцы спонсируют оппозицию: «Они уже устраивали на Украине и в Грузии революции, а в России собирались [это сделать] в декабре 2011 года!» 

Журавлев чувствовал страх, когда вспоминал, что в любой момент может попасть к ИГ — это могло легко произойти, исламистские группировки постоянно объединялись между собой. Он боялся не смерти, а боли. Пленники рассказали ему, что джихадисты часто практикуют болезненную пытку, во время которой оттягивают и срезают кожу с внутренней стороны бедра. 

Впрочем, он был уверен, что не погибнет. Однажды в феврале 2015 года их начали бомбить особенно сильно. Боевики и пленники стали молиться. Ракеты падали в 50–100 метрах от дома. Одна из них попала в припаркованный рядом автомобиль, взрывом его часть унесло на крышу здания. Журавлев, уверенный в том, что в Сирию его привели высшие силы, сказал им: «Ребята, успокойтесь, все нормально, я здесь, ракета сюда точно не упадет. Не переживайте». Чтобы показать уверенность, он подошел к столу с едой, взял лепешку и обмакнул ее в перечную пасту.

Боевик Дима, живопись землей и комары

Несмотря на то что Журавлев видел пытки, а его самого держали в плену, он доброжелательно относился и относится к боевикам. «Они защищали меня от ИГ, от авиаударов. Я не могу назвать их боевиками, это молодые люди 30–40 лет, они разговаривали со мной по-английски», — говорит он.

Он много общался с джихадистом, который называл себя Димой. Тот родился в Иркутске, уже взрослым принял ислам, рассказывал, что отсидел в России за свои религиозные убеждения, а потом приехал в «Свободную сирийскую армию». На базе он обучал других боевиков восточным единоборствам. Константин задавал ему вопросы об исламе: его интересовало, почему Бог несправедлив и зачем Дима приехал на джихад. Дима был немногословен и советовал искать все ответы в Коране.

С августа 2015 года Журавлев — чтобы разнообразить рутину — стал напрашиваться на работу в тюрьме. Он убирал все 12 одиночных камер и общий зал, чистил туалеты, стирал пледы и матрасы.

Когда не было работы, он пытался исправить свою картавость. Для этого он пел в камере песни, в которых много раз присутствовала буква «р»: «Если долго, долго, долго, если долго по тр-р-ропинке, если долго по дор-р-рожке, топать, пр-р-р-рыгать и бежать».

На второй год в плену Журавлев обнаружил, что коричневатая земля, которая в Сирии повсюду, подходит для рисования. Он просеивал ее от камней через подкладку, оторванную от шорт, которую ему подарил заключенный боевик ИГ. Место для рисунка он штукатурил подошвой тапка, потом разводил порошок водой. В одной из комнат он нарисовал губкой для мытья посуды карту мира. 

Каждую камеру, куда его переводили, он старался сделать уютнее. Перекрашивал стены: из серого цвета — в песочно-бордовый. Перекрашивал лампочку, чтобы вместо белого резкого света она давала теплый желтый. Собирал у других заключенных ненужные им пледы и застилал ими все поверхности в камере. Однажды ему удалось добыть второй поролоновый матрас, он сложил его пополам, положил на другой — получился диван. 

Впрочем, в плену все равно было тяжело. После холодной зимы пришло жаркое лето. По ночам прилетали комары. Он спасался от них, закрывая мокрыми полотенцами лицо и ноги. 

Пленник часто вспоминал, что ехал в египетскую пустыню, чтобы провести три недели в полном одиночестве. К его удивлению, оказалось, что одному ему очень тяжело. Иногда других заключенных не было рядом по несколько месяцев, и единственными собеседниками общительного Журавлева, желающего поделиться переживаниями и историями, оказывались охранники, заглядывавшие на минуту утром и вечером, чтобы передать тарелку с едой. 

Еще тяжелее было возвращаться в камеру после прогулок. Однажды после того, как, выйдя на свежий воздух с боевиками, он увидел «небо, птиц, горы, стадо баранов», весь следующий день Журавлев болел — «хотелось рвать и метать». Это ощущение было настолько невыносимым, что от прогулок он в конце концов просто отказался.

Прочитав несколько раз литературу, сохраненную на компьютере, пленник попросил у боевиков принести ему каких-нибудь книг. Боевики согласились только на Коран. Из Турции ему привезли три тома — на русском и арабском с комментариями. 

Книга шла тяжело, но заняться было больше нечем. Пленник прочитал Коран несколько раз, делая пометки и выписывая фрагменты в блокнот, который ему иногда выдавали. Ему не понравилось, что весь ислам построен на страхе: Журавлев считал, что с Богом нужно общаться как с другом. 

В те же дни он попросил у тюремщиков учебник арабского. Ему принесли детскую книгу с алфавитом и рисунками. Еще до учебника, общаясь с боевиками и заключенными, он выучил отдельные слова — «слушать», «лежать», «идти», «есть». 

Однажды осенью 2014 года пленник услышал, что в подвале включили политические песни ССА. Это было знаком, что там кого-то пытают. Журавлев взял Коран, вышел во внутренний двор и зашел оттуда в комнату, где пытали кого-то из заключенных. Там его увидел один из охранников. Константин показал ему суры о прощении. Охранник покивал, вышел, пытки внизу продолжились.

Журавлев регулярно становился свидетелем пыток, но его самого никогда не трогали. Он считал, что его хотели сохранить в «товарном виде». 

Других пленников пытали в специальных тюремных комнатах. Некоторым выбивали зубы, других подвешивали в наручниках и избивали палкой. Чаще других способов боевики использовали для пыток пластиковую трубу, ей они били по стопам, ногам, спине. Так они, например, наказали одного из охранников, который иногда давал заключенным-сирийцам позвонить по телефону родственникам.

Журавлев продолжал читать Коран. Приносить заложникам Священную книгу — традиция исламистских боевиков. Многие из попавших к ним со временем принимали ислам. Узник «Исламского государства» журналист Джеймс Фоули принял ислам и взял имя Абу Хамза (в августе 2014 года его казнили). 

Боевики интересовались у Журавлева, почему он не поступает так же. «У меня позиция многогранного мышления. Я не хочу уходить в какую-либо религию, для меня важен сам человек — чтобы он был добрым, чистым, нравственно здоровым. Я предпочитаю брать отовсюду кусочки света, которые мне близки, и считаю, что это наиболее правильно», — говорил он им на английском, который никто из охранников на уровне богословских бесед не понимал. Тем не менее летом 2014 года, поговорив с одним из заключенных, Журавлев стал мусульманином — произнес шахаду и признал Коран. 

В течение нескольких месяцев он искренне молился, потому что «была потребность», — обычно за несколько минут до намаза других заключенных, в этот момент они переставали разговаривать, и Журавлев ловил эту тишину. В дальнейшем Журавлеву часто приходилось молиться «напоказ», когда в его камеру подселяли других пленников. Он выучил «Фатиху» на арабском, но вторую часть молитвы всегда произносил на русском: благодарил Аллаха «за жизнь, за маму и папу, за путешествия». 

Освобождение

В декабре 2015 года один из охранников тюрьмы сказал Журавлеву, что его скоро отпустят. В середине месяца на него впервые составили анкету: на бумаге А4 со штампом ССА были указаны возраст, место рождения, маршрут и место работы — российские спецслужбы. Боевики написали, что Журавлев ехал на встречу с представителями «Исламского государства», чтобы наладить сотрудничество между ними и сирийской армией. 

Все время нахождения в плену российский МИД раз в несколько месяцев сообщал, что «решает вопрос» освобождения Журавлева. «Мы активно занимаемся этим, вопрос достаточно сложный» (февраль 2014 года); «необходимые меры с целью сохранения жизни и здоровья и освобождения Журавлева МИД России приняты» (август 2014); «предпринимаем активные усилия по его освобождению и возвращению на родину» (ноябрь 2014); «мы находимся в плотном контакте с официальными властями Сирии и сирийской оппозицией, обращаемся к международным и региональным партнерам, имеющим влияние на отряды вооруженной сирийской оппозиции» (февраль 2015).

В следующий раз об освобождении охранники заговорили с Константином только в сентябре 2016 года. 22 сентября к Журавлеву зашел Абдрахман, куратор повстанческих тюрем провинции Алеппо. Он посоветовал к ночи собрать вещи и поручил одному из охранников купить для пленника новую одежду и собрать пакет с едой. Новые джинсы и футболка оказались на несколько размеров меньше нужного — так что вместо них Журавлев снова надел зеленый свитер, оранжевую футболку, песочные брюки и заштопанные несколько раз ботинки, в которых три года назад заезжал в Сирию. Охранник вручил ему пакет с курицей, картошкой фри, кетчупом и газировкой.

Журавлев пригласил всех боевиков на «заключительный вечер» в свою камеру. Те зашли в гости на минуту, а потом пригласили пленника наверх — в свою комнату. Там на столе лежала гора шоколадок и вафель — Журавлев подумал, что они предназначались ему, но это предположение не подтвердилось. Поедая сладости, боевики завели с ним вечный разговор о Башаре Асаде, Путине и судьбе Сирии. 

Ночью за Журавлевым никто не приехал. В обед на следующий день его посадили в автомобиль и отвезли далеко на запад, в город недалеко от Латакии, где с 30 сентября 2015 года находится база российских войск.

Его передали представителям очередной группировки. Впервые за все время плена россиянину на руки и ноги надели наручники. Хотя боевики и хорошо говорили по-английски, они не уточнили, к какой именно организации принадлежат. Журавлева привезли в квартиру в жилом доме. Первые две ночи он спал лицом вниз с застегнутыми за спиной наручниками; после них у него остался на руке шрам. В этой квартире он провел следующие восемь дней. 

Утром 1 октября 2016 года тюремщики принесли россиянину его вещи. Журавлев помолился и сел в автомобиль. Автомобиль два с половиной часа петлял по деревням и полям — и в конце концов прибыл в город Хама. Россиянина вывели из машины и передали группе мужчин, которые оказались сотрудниками сирийских спецслужб. Они перевезли его в свой офис в Дамаске, где на следующий день к Журавлеву пришли представители российского посольства. Они задали несколько формальных вопросов и пообещали, что совсем скоро все закончится. 

4 октября Журавлева посадили в самолет и перевезли на российскую военную базу в Латакии. Его собирались сразу же отправить в Москву, но из-за плохой погоды в столице полет отложили на следующий день.

Журавлев так и не понял условий своего освобождения. Он не знает, заплатили ли за него выкуп или обменяли на пленных боевиков. Ему посоветовали не рассказывать подробности своего освобождения. 

В Москве томского путешественника поселили в гостиничном люксе. Следующие двенадцать дней Журавлева опрашивали и осматривали сотрудники ФСБ. Судебно-медицинская экспертиза не выявила на его теле каких-либо травм и повреждений. 

14 октября к нему приехала мать, и на следующий день они вместе улетели в Томск. Там его встретили родственники и друзья. Выйдя из аэропорта, Журавлев снял ботинки и пробежал по снегу босиком. Он выкрикнул: «Ребята, разувайтесь, идите по снегу пешком!» После нескольких дней с семьей Журавлева снова обследовали психологи — но от постоянных консультаций он отказался. После возвращения из плена Константин заметил, что ему стало сложно фокусировать взгляд с близких на дальние предметы и сконцентрироваться на чем-либо. В первые несколько дней после возвращения он старался прочитать как можно больше новостей. Некоторым он удивился — например, появлению 3D-принтеров. Информации оказалось даже слишком много; он свел к минимуму чтение социальных сетей. 

Провинцию Алеппо и сам город, где путешественник три года провел в заложниках, к середине декабря 2016 года почти целиком зачистила сирийская армия.

В ближайшее время Журавлев хочет найти работу и поставить о своем 1096-дневном плену спектакль. В первый же день в Томске он заявил, что хочет восстановить загранпаспорт, чтобы отправиться в Сомали и Афганистан. «Медузе» он сказал, что не собирается в новые путешествия: «Пока хватило».