Обычные советские мужики Как живут и работают в России граждане Северной Кореи

По данным Федеральной миграционной службы, в России живут больше 30 тысяч граждан одной из самых закрытых стран мира — КНДР. В основном их мини-диаспоры сосредоточены на Дальнем Востоке, в Москве и Санкт-Петербурге. Они трудятся под присмотром кураторов из спецслужб Северной Кореи преимущественно на стройках — чтобы заработать несколько тысяч долларов и вернуться на родину обеспеченными людьми. Российские правозащитники и ООН называют условия их существования в РФ «рабскими», хотя сами строители не жалуются. Некоторые северокорейцы сбегают и переправляются в Южную Корею или другие страны; пойманных в России беглецов, как правило, депортируют на родину. По просьбе «Медузы» петербургский журналист Павел Мерзликин изучил, как устроена жизнь северокорейцев в РФ.

«На родину хочу», — затягиваясь тонкой сигаретой, говорит 40-летний Алексей, вовсе не похожий на гастарбайтера-строителя: на нем новая рубашка в яркую полоску и аккуратный свитер, на руке — часы. Алексеем гражданина КНДР окрестили в предыдущей командировке — на стройках Хабаровска. Он и сам в беседе с «Медузой» просит называть себя Алексеем, а не своим настоящим корейским именем. На вопрос, по чему именно скучает Алексей, берется отвечать его молодой напарник, который в России трудится уже четвертый год: «У нас совсем другая жизнь, вам не понять».

Чтобы добраться до крошечного анклава КНДР в Петербурге, нужно выйти на конечной станции красной ветки — «Проспекте Ветеранов», сесть на автобус и последовательно проехать остановки, названия которых понравились бы и руководству Трудовой партии Северной Кореи — «Солдата Корзуна», «Партизана Германа», «Добровольцев», «Пионерстроя» и «Чекистов».

Миновав типовые девятиэтажки и заброшенные ДК, оказываешься в промзоне, состоящей из заводов, колючей проволоки и глухих заборов. За одним из них, по соседству с пожарной частью № 20, снимает скромный офис фирма «Тэ сон». Это название переводится с корейского как «Большая крепость» и отсылает к горе Тэсон, считающейся достопримечательностью в КНДР. «Тэ сон», как и еще несколько зарегистрированных в Петербурге фирм, вербует в Северной Корее рабочих на городские стройки в России. Например, сейчас больше ста ее работников строят для петербуржцев жилье. «Тэ сон», как и другие аналогичные организации, — российская компания, но руководит ей специально командированный гражданин Северной Кореи.    

Те из рабочих, с кем «Медузе» удалось пообщаться, на стереотипных северокорейцев похожи мало — они совсем не испугались иностранца, который представился журналистом, на вопросы отвечали скупо, но бодро, а на прощание жали руку и улыбались. Лидера и вождя северокорейского народа Ким Чен Ына в беседах они не вспоминали.

Дримтим с отбойным молотком

Жители Северной Кореи уже около 70 лет приезжают в Россию на заработки. Они работают на Дальнем Востоке и даже в столице. Не боятся жаловаться на избившего их полицейского в Петербурге. А в феврале 2013 года их нелегальное общежитие нашли в историческом особняке в центре Екатеринбурга.

В новогоднюю ночь один из корейцев, строивших жилье во Владивостоке, поджег себя и спрыгнул с крыши. В предсмертной записке он написал, что много работает, но мало зарабатывает, а его семья в Корее голодает.

Всего, по данным ФМС, в конце 2015 года в России жили около 33 тысяч северокорейцев. Подавляющее большинство из них — семейные мужчины в возрасте за 30, которые приехали сюда работать, чаще всего — строителями в Приморье или Петербурге. Эти центры притяжения сформировались за десятилетия сотрудничества двух стран. За это время отношения между государствами пережили многое — распад СССР, личную неприязнь национальных лидеров, экономические кризисы, но поток трудовых мигрантов не останавливался никогда.

«Причина одна — эти отношения страшно выгодны, причем всем сторонам», — говорит «Медузе» профессор университета Кунмин в Сеуле, кореевед Андрей Ланьков. КНДР получает необходимую ее экономике валюту, Россия — год от года растущий поток недорогой рабочей силы, а сами корейцы чаще всего зарабатывают неплохие, по их меркам, деньги.

В разговоре с «Медузой» рабочие из КНДР заявили, что в России им платят не меньше 15 тысяч рублей в месяц. В реальности их труд оценивается выше, но разница уходит нанимателям-посредникам, а также — напрямую в КНДР. Точные соотношения неизвестны, но, например, у корейцев, работающих в Китае, власти Северной Кореи забирают около 70% заработка. В России нередки случаи, когда корейцы платят из зарплаты своему государству фиксированную сумму, а оставшееся, вне зависимости от объемов, остается им.

По словам Ланькова, многие мигранты попадают в Россию благодаря связям и взяткам, на которые им тоже приходится копить. Средний размер взятки, необходимой для выезда в Россию, сами северокорейские чиновники в неофициальных беседах с профессором оценивают в 300–500 долларов. На эту сумму среднестатистическая семья из КНДР может прожить примерно год, поэтому чаще всего за границу удается уехать представителям северокорейского среднего класса. В «Тэ сон» подтвердили, что некоторые северокорейцы ради места строителя в России отказываются от престижных профессий — например, стоматолога; на российской стройке все равно можно заработать больше. «Через два-три месяца [на стройке] они уже все умеют», — смеясь, заверил «Медузу» директор компании «Тэ сон» Пак Чер Гю.

Работающие в Петербурге корейцы подтвердили, что отправиться в Россию они захотели сами, и пожаловались, что каждый год чиновники РФ заставляют их получать разрешение на работу заново. В среднем в России корейцы проводят три-пять лет и за это время успевают скопить от двух до пяти тысяч долларов. Вернувшись с такими деньгами в КНДР, они могут серьезно изменить свою жизнь и, например, стать предпринимателями — в те же три тысячи обойдется фактически пожизненная аренда точки на рынке в столичном Пхеньяне. «Сейчас заработки за границей — это практически единственная возможность накопить стартовый капитал», — подчеркивает Ланьков.

В конце нулевых граждане Северной Кореи работали в России преимущественно на лесозаготовках в специальных трудовых лагерях в Сибири и на Дальнем Востоке, где для рабочих создавали мини-КНДР с лозунгами, газетами и пением гимна (о таких лагерях рассказывало издание Vice в 2011 году). Однако пошлины на экспорт российского леса выросли, работать стало невыгодно, и корейцы ушли из лесозаготовок в строительство. 

До начала нынешнего экономического кризиса в России северокорейские рабочие часто селились в специализированных общежитиях. Например, примерно 70 рабочих из еще одной нанимающей корейцев компании — «Генерального строительного общества „Пхеньян“», зарегистрированной в Петербурге шесть лет назад, — больше года занимали первый этаж общежития «Апарт-хостел», похожего на средней руки хостел: двухъярусные кровати, стены в светлых тонах, пол, имитирующий паркет. В комнатах северные корейцы развешивали портреты вождей и растяжки с надписями вроде «Ким Чен Ир — наше солнце». С другими обитателями общежития они не разговаривали, вспоминает в беседе с «Медузой» управляющий хостелом. Корейские постояльцы работали, а в дни отдыха играли в волейбол на старой спортивной площадке во дворе общежития. После обвала курса рубля граждане КНДР были вынуждены съехать из «Апарт-хостела». 

В строительных компаниях рассказали, что некоторые высокопоставленные работники — бригадиры и присматривающие за поведением рабочих сотрудники спецслужб, «капитаны», — снимают в городах квартиры или комнаты. Однако чаще всего северокорейцы живут прямо на стройках, так ближе и дешевле. В петербургской компании «Кымган», в которой в зависимости от сезона работают от 100 до 200 корейцев, даже указали, что жизнь на стройке — обязательное требование северокорейской стороны. От нанимателей власти КНДР требуют стандартные бытовки на пять-шесть человек, столовую и вагончик для собраний и бесед о правильности северокорейского курса.

Работают корейцы в России по 12–14 часов шесть с половиной — семь дней в неделю. Оставшееся время уходит на собрания, где «капитаны» читают рабочим политинформацию, и отдых. Работавшие вместе с северокорейцами российские строители также говорят, что в свободные часы те достаточно часто выходят со строек в город. Иногда работодатели даже устраивают для них централизованные походы по магазинам, где корейцы покупают электронику или одежду родным. «Смотрю город, когда захочу», — подтверждает один из работников петербургской фирмы «Тэ сон».

Сотрудничающие с КНДР наниматели рассказывают, что помимо магазинов развлечений у северокорейцев в России немного. В свободное время, говорят они, рабочие «халтурят» на стороне, поют, хвалят Ким Чен Ына и Владимира Путина, а также высмеивают русских за любовь к хлебу, а не рису и выпивают. По словам одного из бизнесменов, после пары рюмок корейцы иногда начинают ругать вождей и власть, но в остальном ведут себя тихо. 

«Это такая дримтим с отбойным молотком. Они почти не пьют водку, не пристают к русским барышням и не дерутся. В целом от них никаких проблем», — говорит Ланьков. Один из российских предпринимателей, нанимавший корейцев работать на лесоповале, подытожил: больше всего жители КНДР похожи на «обычных советских мужиков».

«Если следить за ними, то все прекрасно будет, но если бросить одних, они хотят сделать все как можно быстрее, тяп-ляп», — оценивают своих сотрудников в компании «Кымган», работающей с мигрантами из КНДР. В целом северокорейцы считаются на строительном рынке «средними работниками»: недорого, но и недешево, не очень качественно, зато дисциплинированно и по 14 часов в сутки.

Сбежавшие и возвращенные

В феврале 2016 года спецдокладчик ООН по ситуации с правами человека в КНДР Марзуки Дарусман заявил, что условия, в которых трудятся рабочие из Северной Кореи, «подобны рабским». Глава правозащитной организации «Гражданское содействие» Светлана Ганнушкина в беседе с «Медузой» назвала эти условия «каторжными». При этом в российских компаниях-нанимателях подчеркивают, что гастарбайтеры из других стран живут примерно так же. Профессор Ланьков также считает, что работа за границей для граждан КНДР — «самый лучший социальный лифт». 

Несмотря на слежку (на трех-четырех рабочих приходится один «капитан»-осведомитель), северные корейцы не так уж редко убегают от своих российских работодателей. Ланьков рассказывает, что один из северокорейских чиновников, занимавшихся отправкой рабочих за границу, заявил, что в России сейчас больше тысячи «зайчиков» — так в КНДР называют беглецов.

Самые удачливые с помощью правозащитников уезжают из России в Южную Корею. Известны случаи, когда граждане КНДР женились на российских женщинах и пытались легализоваться. Сейчас в России, по данным миграционной службы, всего два официальных северокорейских беженца, а вот просьб о получении такого статуса было больше 150 за последние пять лет. Более того, в начале 2016 года страны подписали соглашение о взаимной выдаче беглецов. Это соглашение жестко раскритиковали в ООН, а в ведущих правозащитных организациях называли «позором».

В правозащитном центре «Мемориал» и в помогающей беженцам сети «Миграция и право» корреспонденту «Медузы» рассказали одну из самых драматичных историй о попытке гражданина КНДР легализоваться в РФ. Кореец Джонг Кум Чон приехал в Россию в 1997 году в составе бригады строителей, но решил сбежать из-за плохих условий работы и мизерной зарплаты. Он встретился с русской девушкой, они стали вместе жить в деревне под Екатеринбургом и завели ребенка. В 2007 году кореец сам вышел на правозащитников и попросил помочь легализоваться.

При поддержке правозащитников мужчина обратился в УФМС по Московской области за статусом беженца. Когда срок рассмотрения ходатайства заканчивался, его пригласили в миграционное ведомство. После этого он пропал.

На связь с правозащитниками он сумел выйти только через несколько дней. Он рассказал, что у входа в УФМС его силой усадили в машину люди в милицейской форме, потом передали его сотрудникам ФСБ, а те, в свою очередь, официальным представителям Северной Кореи. Из Москвы Джонга перевезли в официальное представительство КНДР во Владивостоке. Там Джонг сказал похитителям, что особых чувств к российской семье у него нет и он всей душой хочет вернуться на родину. Услышав это, по его словам, «северокорейцы передумали ломать земляку правую ногу и только наложили гипс, чтобы ему было труднее сбежать».

Пленник улучил момент, выломал решетку и выпрыгнул с четвертого этажа. Сбив гипс и сбежав, мужчина случайно встретил российскую семью, которая приютила беглеца. После звонка Джонга московские правозащитники прилетели во Владивосток, чтобы вернуть корейца обратно, их автомобиль преследовали неизвестные, но им удалось оторваться. Спустя четыре месяца Джонг уехал в Южную Корею, позже к нему присоединилась и его российская семья.

Сколько подобных историй произошло с северными корейцами в России, сказать трудно — в посольстве Южной Кореи в Москве отказались комментировать ситуацию с беженцами из КНДР; в представительстве Северной Кореи на звонки «Медузы» не ответили. Светлана Ганнушкина говорит, что информация о беженцах-северокорейцах «почти всегда полностью закрыта».

«Медуза» рассказывала историю сбежавшего в Россию гражданина КНДР по имени Ким. В «Мемориале» отмечают, что он до сих пор пытается получить временное убежище, но пока безуспешно. И похожих историй, по словам правозащитников, достаточно много.

Некоторые из них заканчиваются плохо. В 1990-х в КНДР был голод, погибли от 10 тысяч (оценка властей Северной Кореи) до 2 миллионов (оценка ООН) человек. Двое северокорейцев нелегально выбирались в Китай, там они закупались дешевой одеждой и возили ее в Россию. Однажды после успешной сделки они возвращались в Китай на поезде, но ночью их оглушили и украли все деньги и документы.

Мужчины начали скитаться по России в поисках работы, их подобрала семья корейских переселенцев из Оренбурга, живущая здесь уже несколько поколений и занимающаяся сельским хозяйством. Следующие 20 лет Рома и Коля (как их тут окрестили) жили и работали в Оренбурге, ежегодно отмечали дни рождения Ким Ир Сена и Ким Чен Ира — ставили маленький столик на двоих, брали водку, пару закусок и, стоя, выпивали по рюмке. Оренбургский бизнесмен Александр Ли, семья которого и приютила северокорейцев, рассказывает «Медузе», что мужчины запомнились как раз своей «идеологичностью». Например, они в один голос говорили, что готовы хоть завтра уйти на войну с Южной Кореей. Более того, когда знакомые, задействовав все связи, сделали одному из них киргизский паспорт, чтобы затем получить российские документы по программе переселения соотечественников, тот сжег его. «Он сказал, что он гражданин Кореи и ему не нужен другой паспорт», — рассказывает «Медузе» Александр Ли.

Вернуться в КНДР Рома и Коля не пытались, опасаясь, что их расстреляют, но в 2014 году они поссорились с семьей Александра Ли и ушли заниматься бизнесом самостоятельно. Через некоторое время их случайно заметили сотрудники ФМС. Они проверили их по базе данных, сделали запрос в КНДР и выяснили, что они нелегальные беженцы. В 2015 году их отправили в КНДР, и судьба этих мужчин неизвестна. По данным ООН, таких, как Рома и Коля, ждут пытки, лагеря и расстрел.

Тем, кто не сбежал, возвращаться куда спокойнее. По данным Андрея Ланькова, от возможности заняться бизнесом на пхеньянском рынке вернувшихся отделяет только трехмесячная проверка, на которой северные корейцы вместе со спецслужбами подводят итоги командировки — рабочие десятки раз описывают свою жизнь в России, а специалисты следят, нет ли в их словах противоречий. Если все проходит благополучно, северные корейцы возвращаются к обычной жизни и через год могут снова отправиться на заработки. И, по словам профессора, многие с радостью пользуются этой возможностью: «Для них заграница — это мечта, это наркотик».