разбор

В Швеции правда удалось построить социализм? Там «идеальный СССР»? Стыдные вопросы о шведской политике и «скандинавской модели»

Источник: Meduza

9 сентября в Швеции прошли парламентские выборы. Больше всего голосов получила Социал-демократическая партия (28,4%), но это худший результат за всю ее историю участия в выборах. Социал-демократы руководят Швецией с небольшими перерывами уже больше века — и за это время создали модель, которая ассоциируется с идеальным социализмом, образцом для подражания среди левых во всем мире. Как устроена эта модель? Можно ли в полной мере называть ее социализмом? И почему люди, раньше голосовавшие за другие партии, теперь голосуют за крайне правых? «Медуза» собрала стыдные вопросы о шведской политике и ответила на них.

В Швеции правда социализм? Там платят огромные налоги, но зато все богатые?

У слова «социализм» множество разных определений. Это скорее рамочная концепция, чем строгий термин. Различные видения социализма объединяет идея о том, что общественная собственность должна превалировать над частной. С этой точки зрения Швецию трудно назвать социалистической: по данным за 2015 год, только 28% трудоспособного населения страны были заняты в госсекторе. Это больше, чем во многих западных странах (около 10% в Германии, около 15% в США), но заметно меньше, чем, например, на Кубе (свыше 75%), в Белоруссии (около 50%) или в России (около 40%). При этом государственные компании производят только 12% ВВП.

В то же время в Швеции развита система перераспределения, при которой государство активно тратит высокие налоги (43% от ВВП, в России — около 30%) на обеспечение социальных гарантий. Идея в том, чтобы обеспечить более-менее равный уровень жизни вне зависимости от заработка.

Применительно к Швеции отдельно выделяют большую роль профсоюзов. Еще в 1930-е рабочие ассоциации начали заключать соглашения с работодателями, которые регулировали зарплаты на предприятиях, а также условия труда. Основная цель этих соглашений была в том, чтобы сократить разрыв между минимальной и максимальной оплатой. Другая, не менее важная, — в том, чтобы сделать изменение зарплаты предсказуемым, поставить его в зависимость от рыночных успехов предприятий и достижений каждого конкретного работника. В 50-е годы эти соглашения распространились на целые отрасли экономики.

Такую систему Берни Сандерс, который в 2016 году боролся за выдвижение в президенты США от Демократической партии, называл «демократическим социализмом» и ставил ее в пример. Но большинство ученых как в самой Швеции, так и за ее пределами чаще говорят просто о шведской, скандинавской или североевропейской модели. Кроме Швеции считается, что она существует в Норвегии, Дании, Финляндии и, возможно, в Исландии.

Общая — и отличная от других государств — модель социального устройства сложилась в этих странах скорее не из-за географической близости, а из-за длительной совместной истории. В XVI—XIX веках Норвегия была объединена в одно государство с Данией, а потом еще век — со Швецией. Финляндия была частью Швеции в Средние века и до начала XIX века, а Исландия принадлежала Дании до 1918 года.

Шведская модель действительно такая эффективная? Это общество всеобщего благоденствия?

К 1950 году ВВП на душу населения в Швеции был более чем вдвое выше, чем в среднем по Европе, и на 25% больше, чем в Швейцарии — богатейшей стране континента. Была достигнута почти стопроцентная занятость населения и гарантирована равная оплата труда для мужчин и женщин.

В памяти остались не только экономические достижения, но и удивительно спокойная жизнь. В 1950 году на 100 тысяч человек приходилось 1 убийство, 3 ограбления и 5 изнасилований, в 1975 году — 1 убийство, 29 ограблений и 9 изнасилований, в 2017-м — 4 убийства, 86 ограблений, 33 изнасилования. Особенно это видно по сравнению с США: в 1950 году там на 100 тысяч человек приходилось в среднем 4,6 убийства (точных данных по изнасилованиям и ограблениям нет), в 1975 году — 9,6 убийства, 26,3 изнасилования и 220,8 ограбления, в 2016 году — 5,4 убийства, 105,5 ограбления, 25,1 изнасилования.

Это было время равенства в обществе. Индекс Джини в начале 80-х годов упал до 0,2. Для сравнения: по данным на 2016 год, он составляет в Швеции около 0,28, в России — 0,396. Символом всеобщего равенства стал Ингвар Кампрад, основатель IKEA и один из богатейших людей мира, который сохранил старые привычки до конца жизни и ездил на двадцатилетнем «вольво».

Эти успехи нередко приписывают не только социал-демократам, но и внешней конъюнктуре: во время Второй мировой войны Швеция сохранила нейтралитет, а после стала одним из основных поставщиков древесины и другого сырья для восстановления Европы.

К середине 70-х годов начали проступать и первые признаки кризиса. Во-первых, ушли все послевоенные эффекты, во-вторых, социальные льготы разрослись до такой степени, что сидеть на государственных дотациях стало зачастую выгоднее, чем работать. В 1973 году в знак протеста против высоких налогов в Швейцарию эмигрировал тот самый Ингвар Кампрад. Три года спустя Астрид Линдгрен написала сатирический рассказ «Помперипосса в Монисмании» о детской писательнице, которая вынуждена была отдавать государству 102% заработка.

Линдгрен была убежденной социал-демократкой, но считается, что ее сатира, вызвавшая большой резонанс, стала одной из причин поражения социал-демократов на выборах 1976 года — первого за сорок с лишним лет.

Наконец, начала меняться структура мировой экономики, и на первый план стали выходить высокотехнологичные стартапы. Швеция в этом отношении явно отставала — не в последнюю очередь из-за коллективных трудовых соглашений. Они фактически лишали шансов сохраниться на рынке мелкие компании, которые первое время не были способны предложить своим работникам те условия труда, что крупные концерны типа Volvo или Saab. Поэтому собственных Apple и Microsoft в Швеции в то время не появилось.

В свою очередь, крупные концерны начали проигрывать конкуренцию иностранным, потому что те использовали новые технологии, а они вынуждены были привлекать новые рабочие руки с маленьких предприятий. В итоге в 1983 году из системы коллективных соглашений вышла Volvo, вскоре она фактически исчезла. В конце 80-х правительство Швеции, сначала социал-демократическое, а потом и либеральное, провело ряд реформ, направленных на оздоровление в финансовом секторе, но их непосредственным результатом стал мощный банковский кризис начала девяностых и рекордная для страны безработица. Нечто подобное происходило в Финляндии, она еще и сильно пострадала от распада Советского Союза, для которого была одним из главных посредников при торговле с Западом. В Норвегии ситуация осложнялась длительным периодом низких цен на нефть. Десятью годами ранее банковский кризис случился и в Дании.

Именно тогда многие экономисты заговорили о том, что «скандинавской модели» пришел конец. Тем не менее кризис был преодолен, и страны Северной Европы продолжают развиваться, умудрившись при этом не отказаться от социальной ориентированности своей политики. Некоторые эксперты говорят, что это более важный урок для остального мира, чем сама история их экономического чуда.

Либерализация экономической жизни не привела в конечном счете к росту социальной напряженности, но в стране начали появляться технологические стартапы, например Spotify; другие шведские компании (скажем, H&M) успешно освоили мировые рынки. Для многих внешних наблюдателей это остается загадкой: еще в девяностые, сразу после кризиса, Швецию сравнивали со шмелем, который летит, хотя по всем законам физики это невозможно.

Как в Швеции уживаются социализм, король и демократия? Там любят Маркса? А Ленина?

Политической системой скандинавские страны мало отличаются от остальной Европы. Швеция, Норвегия и Дания — это парламентские монархии, где короли и королевы давно исполняют больше церемониальные функции. Полномочия президентов Финляндии и Исландии — почти такие же, в этих странах парламентская республика. Правительство в Скандинавии формирует победившая на парламентских выборах партия или коалиция победителей.

Однако в Швеции за последние сто лет социал-демократы правили почти семьдесят пять, и только раз, в 2010 году, другой партии удалось выиграть выборы второй раз подряд. Поэтому шведскую политическую систему можно назвать «полуторапартийной»: социал-демократы явно доминируют над остальными политическими силами. Впрочем, это тоже не уникальный феномен. К примеру, за 70 лет послевоенной истории христианские демократы правили в Германии 50, а в Японии за тот же период либерал-демократы — почти 65.

Сто лет назад социал-демократы действительно были настоящими социалистами, более того, марксистами. Но в 1928 году они проиграли выборы не в последнюю очередь из-за наглядной агитации их противников, на которой изображались казаки, готовые напасть на Швецию, и лидеры партии решили полностью отказаться от просоветской риторики.

На смену ей пришла концепция «народного дома» (folkhemmet). В нем, как писал лидер социал-демократов Пер Альбин Ханссон, «сняты все социальные и экономические барьеры, которые сегодня разделяют граждан на привилегированных и бесправных, управляющих и зависимых, богатых и бедных, имущих и неимущих, грабящих и эксплуатируемых». В 1932 году они выиграли выборы и бессменно оставались у власти до 1976 года. Это время называют «эпохой гегемонии».

Скорее всего, изначально у лидеров партии не было четкого видения, как именно будет выглядеть реализация этих идей на практике. Им было важно самим избавиться от имиджа «шведских большевиков» и в то же время избавить шведское общество от опасности беспорядков или даже революции на почве классовых противоречий. Это не был отход от идей марксизма — скорее их развитие в духе времени, поскольку вскоре после смерти самого Маркса некоторые его ученики выступили за реформу капитализма в противовес немедленной революции.

Коммунисты ленинского типа в Швеции, впрочем, тоже есть. Более того, в 1921 году они сделали своей программой «Апрельские тезисы», но их лучший результат на выборах — 10% в 1944 году. Во время холодной войны Швеция сохраняла нейтралитет и не стала членом НАТО, но сотрудничества между шведскими социал-демократами и советскими «товарищами» не было. Сегодняшняя КПРФ официально не ссылается на шведский опыт, хотя, по мнению некоторых ученых, в программных установках ориентируется именно на него.

Если скандинавская модель такая хорошая, нельзя ли ей воспользоваться в других странах? Например, в России?

С этим есть проблемы. Одним из главных условий скандинавского успеха считают высокий уровень взаимного доверия, которое даже называют северным золотом. На вопрос «Доверяете вы окружающим, в том числе незнакомцам?» не менее 60% жителей Скандинавии уверенно отвечают «да» (в Швеции, по данным 2004 года, этот показатель достиг 65%, в Дании — 75%).

По мнению экономистов, от этого зависят не только такие очевидные вещи, как уровень преступности, отношения между соседями и общая обстановка на улице, но и более глубокие показатели, среди которых главный — так называемые транзакционные издержки. Чем больше доверия, тем меньше издержки. К примеру, в Скандинавии традиционно очень низкий уровень коррупции (в 2017 году все пять стран Северной Европы вошли в список 13 наименее коррумпированных стран по версии Transparency International), и никому не приходит в голову специально бороться с ней, вкладывая дополнительные средства.

Исторические причины этого находят самые разные. Большинство исследователей отмечает, что в Швеции раньше других европейских стран земля была распределена между крестьянами. Государство в результате стало обслуживать интересы всего общества, а не только привилегированных слоев. Другие обращают внимание даже на более ранние времена, вплоть до викингов, и считают, что Швеция никогда не знала полноценного феодализма, а всегда оставалась сообществом свободных тружеников и воинов, часто в одном лице.

Так или иначе, государство воспринимается не как враг свободы и не как «патриархальный отец» общества, а как партнер каждого гражданина в обеспечении его индивидуальной свободы, в том числе от семьи и социального окружения.

Все это довольно трудно перенести в другие страны в отсутствие базовых исторических предпосылок. В годы перестройки и первое постсоветское время довольно часто говорили о том, что шведская модель могла бы подойти для реформирования СССР: ее, в частности, вспоминает Никита Хрущев в популярном тогда фильме «Серые волки». На практике это было невозможно: Швеция никогда не отказывалась от капитализма и не экспроприировала собственность, в Советском Союзе единственным собственником было государство и это само по себе создавало принципиально другие условия.

Сегодняшняя Россия больше напоминает Швецию величиной государственного сектора экономики при наличии частной собственности, в том числе крупной. Госрасходы в России заметно ниже (35% против 50% от ВВП), как и налоговое бремя (30% от ВВП против 43%). Это могло бы стать основой для реформ типа шведских, с одновременным повышением того и другого, но проблема все в том же уровне базового доверия. В России он остается крайне низким: по данным на 2014 год, только 27,4%. А это значит, что попытка повысить налоги скорее уведет граждан в теневую экономику, чем поможет построить шведскую модель.

Неудача социал-демократов означает конец шведской модели? К власти придут националисты?

Социал-демократы одержали победу на выборах, пусть и с худшим результатом за последние сто лет. Второе место заняла либеральная Умеренная коалиционная партия с 19,8%. Третье место с 17,6% заняла партия «Шведские демократы», которую считают крайне правой и даже неонацистской. Они ведут свою историю от движения с красноречивым названием «Сохраним Швецию шведской», а среди первых ее членов встречались даже бывшие эсэсовцы. Именно поэтому респектабельные партии до последнего отказывались от сотрудничества с «демократами».

Однако просто неонацистами представлять их неправильно. Значительная часть нынешних лидеров этой партии прошла школу либеральной Умеренной коалиционной партии и разочаровалась в ней. Более того, свыше трети избирателей «Шведских демократов» на предыдущих выборах голосовали как раз за «умеренных».

Их популярность во многом объясняется тем, что изменилась еще одна важная предпосылка существования шведской модели — общество перестало быть гомогенным. Общие представления о нормах и правилах, сформировавшиеся за десятилетия и даже века, как раз и позволяют сохраняться базовому доверию. Массовая иммиграция — серьезный вызов для Швеции.

По данным на 2013 год, 16% жителей страны родились в иностранных государствах, свыше половины из них — за пределами Евросоюза; больше только в Австрии. В 2015 году страна с населением 10 миллионов человек приняла у себя 163 тысячи иммигрантов.

Хорошо известно о феномене «геттоизации» мигрантов: сразу в нескольких районах на севере Стокгольма встретить белого человека едва ли не сложнее, чем темнокожего. Там же с периодичностью раз в пару лет вспыхивают массовые беспорядки со сжиганием машин и нападением на полицейских.

Между тем шведские власти не предпринимают никаких попыток добиться того, чтобы новые иммигранты распределялись по стране более равномерно. По мнению шведских социологов, такая политика добавляет голосов «Шведским демократам». Особой популярностью они пользуются в двух типах избирательных округов: там, где иностранцев было уже много, а стало еще больше, и расположенных по соседству с теми, где процент мигрантов относительно велик. То есть пугает именно перспектива перемен: те, кто привык к реальному повседневному взаимодействию с иммигрантами, боятся выходцев из других стран меньше, чем те, кто «наслышан» о них.

Успех «Шведских демократов» в значительной степени объясняется тем, что они эксплуатируют ностальгию по тому самому «единству шведской нации», позиционируя себя как надклассовая, внегрупповая партия «всех шведов», кроме, конечно, иммигрантов. При этом социал-демократов, которые в свое время и выстроили «народный дом», они критикуют за размывание шведской идентичности. Характерно, что один из немногочисленных, но эффектных риторических столпов «Шведских демократов» — это защита старшего поколения, которое особенно сильно затронули реформы девяностых и нулевых, в том числе пенсионная.

Ни одной из главных шведских партий в результате выборов не хватает голосов, чтобы самостоятельно сформировать правительство большинства. Возможные варианты — это правительство левого (социал-демократы плюс зеленые, левые и центристы) или правого (Умеренная коалиционная партия плюс либералы, христианские демократы и те же центристы) толка. У второго варианта шансов чуть больше, поскольку его с большей вероятностью могут поддержать «Шведские демократы», сами не входя в кабинет.

Именно этот сценарий уже реализован в Дании, еще одной скандинавской стране, где правительство поддерживают крайне правые из Датской народной партии. За время своего правления эта коалиция запретила ношение бурок и ввела двойное наказание для жителей иммигрантских «гетто».