истории

«У нас шутят, что цыгане хорошо приплатили президенту» Сотрудники расформированной ФСКН — о том, как их бросило государство

Источник: Meduza

5 апреля 2016 года Владимир Путин упразднил Федеральную службу по контролю за наркотиками (ФСКН), передав ее функции в МВД. В структурах ФСКН были трудоустроены 30 тысяч человек, однако из-за бюрократической неразберихи 16 тысяч наркополицейских до сих пор сидят без работы. МВД предлагает уволенным сотрудникам новые места неохотно, зато в «глубоком интернете» бывших сотрудников антинаркотического ведомства зовут к себе торговцы героином. Несколько бывших сотрудников ФСКН на условиях анонимности рассказали «Медузе», как они переживают реформу.

М.

оперативный сотрудник УФСКН по Забайкальскому краю

Я пять лет проработал оперативником, следил за обстановкой в городе, выявлял наркоторговцев. Думал, прослужу до достижения предельного возраста, так что у меня ипотека, кредиты — всего 35 тысяч в месяц.

31 мая меня уволили, а в МВД не взяли. Написали официальный отказ в двух строчках: «мы вас рассмотрели, вы нам не подходите», хотя по указу президента полиция обязана принять всех сотрудников ФСКН с сохранением званий, выслуги и пособий. Но в Забайкалье МВД просто игнорирует указ и ссылается на свои внутренние документы.

С тех пор денег я не получаю. Понабрал в долг, кредит взял непонятно под какие обязательства, бытовые условия уже на грани, в семье проблемы, дело чуть ли не до развода доходит.

И у многих похожие проблемы, та же ипотека — у половины моих знакомых. В управлении [ФСКН по Забайкалью] служили 300 человек, из них только 14 перешли в МВД. Остальные в подвешенном состоянии. Служба [собственной] безопасности МВД проверяла [сотрудников ФСКН], и там создали черный список. Мы долго пытались понять, по какому принципу они его составили, но не смогли. Может, коррупция, а может, руководство МВД и ФСКН счеты сводят, а мы, простые опера, из-за этого работать не можем.

Писали в прокуратуру, там дали невнятный ответ. Пятнадцать человек из нас пошли в суд. Но даже если мы по суду устроимся, нормально работать нам не дадут. В МВД не сказали этого прямо, но подтекст даже молодым сотрудникам был очевиден.

Самое страшное, что оперативно-служебная деятельность страдает. Продажу героина в Забайкалье мы пресекли на корню. Все группировки, которые у нас действовали, были разгромлены. А сейчас ситуация выходит из-под контроля, снова заехали цыгане, опять [наркотики] продают, посреди города днем от передозировки люди умирают.

МВД с этой ситуацией не справится, они сейчас в подразделения по НОН (незаконный оборот наркотиков — прим. «Медузы») набирают пэпээсников, которые вообще со спецификой не знакомы, а нас не хотят брать.

Есть платформа [в интернете], где наркоторговцы общаются, они тоже в курсе ситуации. Объявление написали для бывших сотрудников: «Приходите, мы вам рады, мы знаем, что вы компетентные люди». Если кто перейдет на ту сторону, это будет очень большая потеря для правоохранительных органов. Для работы в ФСКН нужен специфический талант, таких людей больше нигде нет.

Настроение сейчас подавленное и тоскливое, ощущение, что выбросили на улицу, как собак бродячих, и просвета не видно. У многих здоровье испортилось, одного товарища чуть не потеряли из-за инфаркта. Люди служить хотят, но со слезами на глазах вынуждены увольняться.

От центрального аппарата [ФСКН РФ] помощи вообще никакой, начальники самоустранились, нас бросили всех. Мы сами по себе, и МВД нас как хочет, так и крутит. А руководство страны, наверное, и не знает, что здесь происходит. Президент наш — нормальный человек, мы его все любим и уважаем. Мне кажется, его там обманывают просто, он не в курсе, что у нас еду скоро будет не на что покупать, заживем, как ленинградцы в блокаду.

Н.

следователь в УФСКН по Кемеровской области

МВД мы не нужны, это постоянно проскальзывает в разговорах [с сотрудниками полиции]. Ведь чем отличалась ФСКН — это была небольшая структура, которая разрабатывала организованные преступные группы, проводила кропотливую, длительную работу. Полиция занимается валом уличной преступности, это просто другой уровень дел.

Сейчас сотрудникам, прослужившим [в ФСКН] десятки лет, предлагают неравнозначные вакансии [в МВД] — участкового или пэпээсника. Какому-нибудь старшему оперуполномоченному, который выявлял преступные группы по 10–15 человек, предлагают должность опера в районном отделе — искать наркоманов, которые мобильники крадут. Грустно это.

Я пока ждал месяц [какую должность предложат], ходил в МВД, смотрел, что это такое, и понял: что бы ни предложили, я туда не пойду. У них все по-другому делается. В нашей работе большую роль играла оперативность — если мы получали информацию, то могли наши ресурсы мобилизовать в течение часа. Например, я мог самостоятельно отправить запрос в сотовую компанию. В МВД следователь на той же должности должен для этого обойти четырех начальников — и каждому написать бумажку.

Или, например, у меня был свой кабинет, просторный, я себя там комфортно чувствовал. В МВД на такой же площади сидят три следователя, и у каждого звонит телефон, к каждому приходят люди. О каком качестве работы тут можно говорить?

В разных регионах переход по-разному проходит. Хорошо, нам зарплату за июнь дали, пусть и не всю, а где-то вообще не платят и движения никакого нет. У нас хотя бы появилось [подразделение] ГУКОН (Главное управление по контролю за оборотом наркотиков МВД РФ — прим. «Медузы»), туда набирают оперов [из ФСКН]. А мы [следователи] дома сидим, нам прийти даже некуда, [здание ФСКН] опечатали. А еще есть гражданские работники — уборщики, водители, они тоже за борт оказались выкинуты.

Я-то себе работу найду. Хотелось бы еще, конечно, послужить государству, я все-таки считаю себя крепким морально и физически. Может, в СК пойду или в прокуратуру. Кто-то на гражданку уходит — в адвокаты, например, или в бизнес-структуры.

Почему это все происходит, не знаю. У нас шутят, что цыгане хорошо приплатили президенту. С обывательской точки зрения разницы между МВД и ФСКН нет. [Во властных структурах] этим пользуются, говорят: «Зачем нужно дублировать функции?» Возможно, главе государства так это и преподнесли.

[Наркоторговцы] сейчас бояться перестали, начали открыто продавать. В некоторых регионах цены на наркотики очень резко снизились. Рисков стало меньше, и предложение сразу выросло — законы рынка тут никто не отменял.

О.

оперуполномоченный в УФСКН по Красноярскому краю

В Красноярском крае половина сотрудников попала в негласный черный список МВД.

Наркоконтроль периодически привлекал полицейских — за незаконный оборот наркотиков, к тому же мы всегда МВД носом тыкали в их низкий КПД. Мы, например, занимались огромными интернет-магазинами, у которых изымали десятки килограмм героина и центнеры марихуаны. А что МВД? Наркомана поймают с граммом — и все, «палка» («закрытое дело» на полицейском сленге — прим. «Медузы») готова. Не отрицаю, мы тоже ловили с мелочью, но это даже за работу не считалось. Поэтому мы сейчас попали под репрессии со стороны МВД.

Отказывают в приеме устно, ссылаются на службу собственной безопасности, на отсутствие юридического образования. Если больше двух штрафов [за нарушение] ПДД в год — отказывают как склонному к правонарушениям. Все это незаконно. Как давать письменный отказ, ГУ МВД не знает, поэтому заставляет добровольно-принудительно проходить полиграф. А результаты теста непрофессионал может трактовать как в пользу человека, так и против него, поэтому проходят полиграф единицы. Остальных отправляют в ликвидационную комиссию оформлять увольнение.

Многие уходят судиться, судьи вроде на нашей стороне. Но ведь потраченное на суд время никто не оплатит и нервы не компенсирует. К тому же тем, кто судится, угрожают увольнением при первой же переаттестации. Отчаяние такое, что просто хочется голову склонить и плыть по течению.

Накопленный годами опыт оказался выкинут на помойку. Преступность по НОН возросла. Выявленных преступлений за год стало меньше на 40 процентов, а это ужасно много! По всей стране стали открыто торговать наркотиками, их продают даже в школах. Цена упала, теперь наркотики могут купить даже дети, которые просят у родителей денег на кино.

Агентурную сеть — людей, которые конфиденциально помогали ФСКН, — выкинули на произвол [судьбы]. Конфиденты были у каждого оперативника, это настоящие патриоты, они безвозмездно помогали делать страну лучше и чище. Многие из них отказались дальше сотрудничать, они не доверяют полиции, считают ее бестолковой структурой.

Еще нас негласно запретили брать во ФСИН и внутренние войска МВД. Так что люди из черного списка просто должны уволиться и нигде не служить. Например, если тебе до пенсии года не хватает, ты его нигде не дослужишь. Я считаю, так государство на несостоявшихся пенсионерах решило сэкономить.

Шестнадцать тысяч человек выброшены, а вместе с ними их родственники — я думаю, это может обернуться плохой предвыборной кампанией сами знаете для кого.

Л.

сотрудница департамента тылового и финансового обеспечения центрального аппарата ФСКН, Москва

С тех пор, как 13 апреля мы подписали уведомление о реорганизации, мы просто сидим и ждем. Сначала думали, что или продолжим работу, или МВД нас возьмет в распоряжение — это когда ты еще сидишь дома на пособии, а тебя в это время проверяют и оформляют. Вместо этого 1 июня к нам выходит начальник управления и говорит: «А что вы тут сидите? Вы здесь уже не работаете». Ну мы все встали и пошли домой.

Первые десять дней информации не было никакой, на горячей линии МВД говорили — идите в любые подразделения МВД и устраивайтесь на вакантные должности.

Я ходила в несколько управлений, отправляла рапорты, и везде молчат либо отказывают. Например, заявляют, что образование не подходит, а если подходит, говорят: «Мы лучше обученных возьмем, вы даже нашего ПО не знаете».

Потом мне еще ребята рассказали, что есть негласное распоряжение женщин [сотрудников ФСКН] вообще не принимать в часть отделов — оперативный, дежурный и тому подобные.

Если есть дети — тоже проблема. На Маросейку (там находится здание ФСКН — прим. «Медузы») приезжали кадровики из МВД проводить «собеседование» — раздали бумажки с телефонами управлений и сказали искать работу. Там была наша девочка с малолетним ребенком. Ей сотрудница МВД заявляет: «Как ты вообще у нас работать будешь? Нам с малолетними детьми не нужны!» У меня дети постарше, но мне она тоже сказала, что как сотрудник я их вообще не интересую. Женщина сказала! Я оттуда со слезами на глазах вышла.

Все уже отчаялись, устроиться не могут ни ребята из кадрового отдела, ни из следственного, даже спецназовцев не берут. Мы в тылу сидим, на спокойной работе, а те, кто жизнью рисковал на службе, в итоге тоже остались не у дел.

Сейчас живем на то, что муж зарабатывает, пока тянем, хотя у нас дети, ипотека. Я, конечно, в некотором роде обижена на президента, даже писала письмо в его адрес, в ответ пришла какая-то отписка. Хочется верить, что он все-таки не в курсе, потому что совсем уж безжалостно с нами поступают.