истории

Культура жертвы Александр Горбачев — о том, как несколько активистов за месяц сняли руководство университета в Миссури

Источник: Meduza

Месяц назад студента Университета Миссури обозвали «ниггером»; он рассказал об этом в фейсбуке, что привело к массовым протестам, голодовке, статьям в большой американской прессе, а в итоге — к отставке президента и ректора учебного заведения. По просьбе «Медузы» магистрант Школы журналистики Университета Миссури Александр Горбачев объясняет, как это вообще могло произойти, и почему похожие истории будут повторяться по всей Америке. 

Утром 10 октября 2015 года 58-летний президент Университета Миссури Тим Вулф уселся в свою красную машину с открытым верхом, чтобы проехать в ней по центральной улице кампуса в рамках ежегодного парада по случаю Homecoming (по-русски, наверное, это проще всего будет перевести как день встречи выпускников — только по размаху это примерно как российский Новый год). 

Далеко уехать Вулфу, однако, не удалось: на ближайшем перекрестке водителю перегородила дорогу группа афроамериканских студентов. Один из них взял мегафон и стал объяснять собравшимся, что их организация борется за безопасность кампуса для студентов, представляющих маргинализированные меньшинства. «Это мой долг — бороться за мою свободу! Это мой долг — победить! Все, кто отмалчиваются, — это часть проблемы!» — кричал Джонатан Батлер, магистрант, изучающий лидерство в образовательной сфере и политические процедуры. Через пару минут охранники и полиция оттеснили протестующих на тротуар, пригрозив им слезоточивым газом, а машина Вулфа тронулась дальше, то ли случайно, то ли специально задев одного из активистов. 

Почти ровно через месяц после инцидента, 9 ноября, Вулф вынужден был подать в отставку с поста президента университета. Через шесть часов после отставки Вулфа ректор университета, Р. Боуэн Лофтин, заявил, что в конце года свой пост покинет и он.

Чтобы понять, как вышло, что невежливость на дороге стоила работы двум топ-менеджерам университета, в котором только студентов больше 35 тысяч, придется принять в расчет как минимум события последнего года — если не всю новейшую историю американского высшего образования.

* * *

На момент съемок фильма Дэвида Финчера «Исчезнувшая» фраза главной героини «Теперь я Миссурийка» звучала очевидным сарказмом: Миссури — это типичный штат Среднего Запада, сердце Америки, где особенно ничего не происходит. Уважающие себя граждане видят Миссури в основном под крылом самолета (отсюда обидное выражение — flyover state). 

В августе 2014-го, когда в пригороде Сент-Луиса Фергюсоне белый полицейский Даррен Уилсон выпустил шесть пуль в чернокожего подростка Майкла Брауна, все изменилось. Возмущенные тем, что Браун был убит, хотя не был вооружен и якобы, подняв руки, просил Уилсона не стрелять, местные жители начали многодневный протест против расистских практик правоохранительных органов; к ним быстро присоединились активисты и правозащитники со всей страны; подтянулись национальные медиа — и пошло-поехало. Сейчас самая общепринятая версия событий гласит, что Браун, хоть и не был вооружен, рук тоже не поднимал, вел себя агрессивно и пытался отобрать у полицейского пистолет — но, во-первых, это, конечно, не повод для убийства; а во-вторых, это уже не так важно.

События в Фергюсоне породили движение в защиту прав и свобод афроамериканского населения «Черные жизни имеют значение» (Black Lives Matter) и общенациональную дискуссию про жестокость полицейских и проблемы американской тюремной системы. Новые случаи, когда сотрудники полиции без видимых оснований убивают безоружных афроамериканцев, возникают каждые пару месяцев; тема занимает важное место в президентских дебатах, ну и так далее.

Университетские кампусы в Америке принято считать рассадниками либерализма, и Университет Миссури, конечно, не мог остаться в стороне от ситуации — тем более что многие студенты и сами родом из Фергюсона и аналогичных сент-луисских пригородов. Свое отделение Black Lives Matter быстро появилось и в Коламбии, где находится кампус Университета Миссури; студенты митинговали и активно участвовали в пешем марше протеста от Фергюсона до столицы штата Джефферсон-сити. 

После того как протесты в Фергюсоне сошли на нет, казалось, улеглось и в университете — но ненадолго. Еще до начала осеннего семестра среди сотрудников начало расти недовольство новым ректором, заступившим на пост весной 2014-го: мол, вместо того чтобы заниматься академическим развитием, Лофтин пишет в твиттер и форсит черно-золотыми бабочками. В августе начались проблемы посерьезней. Сначала администрация крайне неловко и неумело объявила о монетизации страховок аспирантов и магистрантов, в результате которой многим пришлось бы доплачивать за врачей. Последовали протесты и митинги. Внедрение новой системы было отложено минимум на год, но осадок остался. Потом возникла незадача вокруг крайне острой сейчас в Америке темы права на аборт: под давлением республиканцев (они занимают большинство в сенате Миссури) администрация университета разорвала отношения с организацией Planned Parenthood, в результате чего в городе не осталось ни одного врача, имеющего законное право делать аборты.

Все это, впрочем, теперь выступает скорее фоном происходящего. Настоящего накала ситуация достигла, когда речь снова зашла о расизме.

* * *

12 сентября 2015 года президента Ассоциации студентов Миссури Пейтона Хеда (афроамериканца и гея) обозвали на кампусе «ниггером». Пейтон написал расстроенный пост в фейсбуке, подверстав этот случай к общей неблагополучности расовых отношений в университете; пост разошелся в соцсетях и спровоцировал открытые письма к администрации с требованиями немедленно искоренить подобные уродливые проявления.

4 октября члены организации «Легион чернокожих студентов колледжа» (Legion of Black Collegians) репетировали спектакль, когда подвыпивший белый сначала начал им мешать, а потом обругал все тем же плохим словом. Через четыре дня ректор объявил, что, начиная с 2016-го года, все студенты и сотрудники университета отныне и впредь будут обязаны проходить тренинг по культурному многообразию и инклюзивности. Жертвы атак решение одобрили, но сочли его недостаточным, мол, не дело, что администрация реагирует на внешнее давление, вместо того чтобы взять инициативу на себя.

10 октября 2015 года Джонатан Батлер и его соратники атаковали автомобиль Вулфа и объявили о создании новой организации «Возмущенные студенты 1950» (Concerned Students 1950; в 1950 году в университете появился первый чернокожий студент). Еще через десять дней они опубликовали список своих требований: первым шло немедленное публичное извинение Вулфа за случай на параде; вторым — его отставка. Еще через несколько дней студенты встретились с Вулфом, но признали результат переговоров неудовлетворительным. Тем временем 24 октября кто-то нарисовал свастику фекалиями на стене туалета одного из общежитий.

2 ноября активист Джонатан Батлер объявил голодовку — до тех пор, пока Вулф не уйдет в отставку. «Он не признает наше существование, он не считает нас за людей; мы для него — ничто, — сообщил студент местной газете, заодно отметив, что обновил свое завещание. — Я в буквальном смысле готов отдать жизнь, чтобы социальная несправедливость прекратилась».

Тут-то и началось самое интересное.

* * *

Первые несколько дней, несмотря на палаточный лагерь посреди университета и многочисленные акции протестующих, шансы на то, что Батлер добьется своего, не казались особенно серьезными. До тех пор, пока о поддержке Батлера не заговорили игроки футбольной команды Университета Миссури. Они пообещали бойкотировать тренировки и игры до тех пор, пока Вулф не уйдет.

Чтобы понять, почему решающим фактором во всей этой истории стало выступление футболистов, нужно представлять себе культуру университетского спорта в США. Если совсем грубо, то студенческий американский футбол с экономической и массовой точки зрения больше примерно всех российских спортивных лиг вместе взятых. Вместимость стадиона команды Mizzou Tigers, представляющей Университет Миссури, — 71 тысяча человек; и редкая игра обходится без аншлага. Футбол — это сотни тысяч фанатов, почти религиозная лояльность и, что немаловажно, большой бизнес: если бы дело дошло до реального бойкота игры на этой неделе, университет бы потерял 750 тысяч долларов.

После того как подали голос футболисты (тоже вообще-то редкая и выдающаяся ситуация — как и большинство спортсменов, игроки колледж-команд редко делают более глубокие публичные заявления, чем «Верим в команду»), ситуацию стали обсуждать в барах и парикмахерских всего штата. Вулф был обречен. 

В воскресенье, 8 ноября, с заявлением о недопустимости расизма среди студентов выступил губернатор штата Миссури. Утром следующего дня президент ушел в отставку. Через несколько часов ректор Лофтин, которому не удалось спрятаться в тени скандала, сообщил, что с Нового года перейдет на менее ответственную работу. Кампус наводнили журналисты The New York Times, The Washington Post и прочей национальной прессы. Джонатан Батлер снова начал есть.

* * *

Даже после изложения всех обстоятельств, у российского читателя может возникнуть закономерное недоумение. Получается, что президент университета потерял работу из-за того, что в кампусе пару раз прозвучало слово «ниггер», а он вовремя за это не извинился. Не слишком ли это — объявлять голодовку и бойкот за то, что чиновник недостаточно пылко отреагировал на вербальные оскорбления и последовавшие протесты?

Надо сказать, что вопросы такого рода задают и в самой Америке. Ожесточению споров вокруг себя способствовали и сами протестующие. Живущие в палаточном лагере «Возмущенные студенты» после отставки Вулфа решили, что им нужно отдохнуть от прессы и публичного внимания; их сторонники выстроили заслон и стали оттеснять журналистов, на что не имели никакого законного права; дошло до прямых попыток применить физическую силу. 

Вся эта история встраивается в более широкую дискуссию о современной культуре американских кампусов, идущую не первый год. В попытке защитить свои чувства и душевное спокойствие студенты, придерживающиеся либеральных ценностей, готовы на довольно радикальные меры — начиная от прямых оскорблений оппонентов и заканчивая ограничениями свободы слова. Лекция феминистской активистки в университете Брандейс в штате Массачусеттса была отменена из-за ее негативных взглядов на ислам, а Университет Иллинойса отозвал свое предложение о работе профессору, который слишком негативно высказывался против Израиля в твиттере. Этой весной группа студентов в Колумбийском университете в Нью-Йорке потребовала от администрации снабдить ряд пунктов в списке обязательного чтения по курсу «Шедевры мировой литературы» (Шекспир, Гомер, Платон и так далее) так называемыми предупреждениями об оскорбительном содержании, потому что в книгах содержатся проявления сексизма и расизма; в итоге «Метаморфозы» Овидия были из списка попросту убраны. 

Список можно продолжать долго — собственно, еще одна драма такого рода разворачивалась параллельно с миссурийским сюжетом в одном из старейших и почетнейших американских университетов, в Йеле, где студенты массово оскорбляют профессоршу, опекающую одно из общежитий, и требуют ее увольнения на том основании, что написанное ей электронное письмо лишило их сна и работоспособности. Речь в письме шла о том, что, возможно, студенты способны договориться между собой о степени корректности и уместности тех или иных костюмов на Хеллоуин сами, без помощи администрации.

В прошлом году в журнале «Атлантик» вышла нашумевшая статья, предложившая использовать в отношении климата на кампусах психологический термин «катастрофизация» — культивируемая гиперчувствительность, гиперреакция, неадекватно завышенная оценка вербальных угроз. Катастрофизация создает ситуацию войны, в которой нет особого места диалогу, компромиссу, а в конечном счете и первой поправке. 

Социологи Брэдли Кэмпбелл и Джейсон Мэннинг в своей статье «Микроагрессии и моральные культуры» предложили еще более глобальную трактовку происходящего. По их мнению, вся эта история свидетельствует о смене общественной культурной парадигмы. Раньше была принята культура достоинства — если кто-то пытается посягнуть на человеческое достоинство, человек отстаивает его (если возможно — в рамках диалога, если нет — в суде). Но теперь на смену культуре достоинства пришла культура жертвы. Заявляя себя в качестве защитника от любого, в том числе интеллектуального стресса, становясь посредником в разрешении самых мелких конфликтов, университетские администрации превращают травму в социальный капитал. Выступать объектом агрессии становится по-своему выгодно: именно жертва является наиболее легитимным членом общества.

* * *

Впрочем, все эти теории не исчерпывают произошедшего в Миссури: в конце концов, институциональный расизм существует, и с ним стоит бороться — да и вообще, трудно не восхититься эффективностью гражданского протеста, мирными средствами в кратчайшие сроки добившегося увольнения руководства, которое не устраивало студентов. Особенно трудно, если ты выпускник российского университета, ректор которого два года назад, чтобы сохранить кресло, заключил соглашение с Федеральной службой охраны — без какой-либо заметной реакции со стороны учащихся. 

Кстати, по последней версии одного из консервативных сайтов, возмущенного очередным либеральным произволом, никакой свастики из говна на самом деле не было. «Возмущенные студенты» выдумали ее, чтобы подогреть интерес к протесту. Если это вдруг окажется правдой, можно будет с полным основанием заявить, что в Университете Миссури случился самый остроумный заговор в истории высшего образования.