«Лежал на тротуаре, произнося названия городов Украины» С начала войны россиян преследуют за «дискредитацию» армии — попасть под статью можно за кавычки, пальто и стихи Некрасова. «Медуза» сделала об этом фотопроект
Ответственность за «дискредитацию» российской армии депутаты Госдумы ввели через неделю после начала полномасштабной войны в Украине. Причем как административную (со штрафом до 100 тысяч рублей), так и уголовную, которая предусматривает до пяти лет лишения свободы. Под уголовную статью можно попасть, если в течение года «дискредитировать» армию больше одного раза или если «дискредитация» приведет к тяжким последствиям — например, спровоцирует беспорядки.
К концу июля в России завели уже 3,4 тысячи административных дел о «дискредитации», говорят данные правозащитного проекта «ОВД-Инфо» и «Медиазона».
Однако «дискредитация» — не единственная статья, по которой преследуют тех, кто хоть как-то выступает против войны. Одновременно Госдума одобрила наказание и за распространение «заведомо ложной информации» об армии. Статья о «фейках» предполагает только уголовную ответственность — и до 15 лет лишения свободы. По ней в России уже возбудили 75 уголовных дел, следует из данных «ОВД-Инфо». Уголовных дел о «дискредитации» значительно меньше — пока известно только о восьми (возбужденных против семи человек).
«„Дискредитация“ — это „умаление“ авторитета вооруженных сил. А „фейки“ — „недостоверная общественно значимая информация“ о действиях вооруженных сил», — объясняет юрист-аналитик «ОВД-Инфо» Алекс Лохмутов.
Лохмутов подчеркивает: практика применения обеих статей «достаточно произвольная». Например, сразу несколько уголовных дел о «фейках» — против жителя Челябинской области Петра Боровинских, журналиста Александра Невзорова, художницы Саши Скочиленко и других — было возбуждено из-за постов в соцсетях (а в случае Скочиленко — ценников в магазине) об обстрелах мирных жителей в Мариуполе. При этом похожие высказывания — об обстрелах со стороны российской армии и погибших в результате украинцах — встречаются и в административных делах о «дискредитации».
«Кажется, правоохранители сами не очень хорошо понимают разницу [между „дискредитацией“ и „фейками“], — считает Алекс Лохмутов. — И это проблема, так как это создает условия для непредсказуемого применения [статей]».
Дела о «дискредитации» появляются по-разному. В первые месяцы после введения статьи, рассказывает Лохмутов, фигурантами дел по ней в основном становились задержанные на антивоенных митингах. «Им давали сразу две административки: за участие в несанкционированном митинге и за выражение антивоенной позиции», — говорит юрист.
Когда массовые акции прекратились, людей стали привлекать по статье о «дискредитации» за одиночный пикет. «[Также] достаточно много доносов, — продолжает Лохмутов. — Много дел, когда люди в частных разговорах „дискредитируют“ действия вооруженных сил. Либо в публичных местах — в ресторане, магазине, больнице, на рынке — что-то громко обсуждают. На них доносят [другие] люди, родственники».
Но больше всего дел, отмечает юрист, появляется из-за сотрудников силовых ведомств — например, из Центра по противодействию экстремизму и ФСБ, — которые мониторят социальные сети в поисках «дискредитирующих» постов, комментариев и аватарок.
В том, что статья о «дискредитации» неправомерна и не должна существовать в принципе, сходятся многие российские юристы. «Выражение мнения, даже негативного, о власти не должно наказываться», — убежден Алекс Лохмутов. Однако суды прекращают дела о «дискредитации» крайне редко — кроме того, такие решения впоследствии могут быть обжалованы сотрудниками полиции или прокуратуры.
В конце апреля проект «ОВД-Инфо» обратился в Европейский суд по правам человека с жалобой от лица 10 человек, привлеченных к ответственности по статье о «дискредитации»:
[В жалобе] мы утверждаем, что статья применяется настолько произвольно, что не является «качественным законом», что наказание протестующих не преследовало законные цели и что оно в любом случае непропорционально. Штраф 50 тысяч рублей (да хоть 30 или 15) за слово «мир» никак не необходим в демократическом обществе, — рассказывает Лохмутов. — Еще мы ставим вопрос о том, что применение этой статьи, учитывая другие аспекты военной цензуры, свидетельствует о том, что власти злоупотребляют правом. И что нарушения по этой статье — официальная, масштабная антиправовая политика.
Призыв к миру, антивоенный пост или комментарий, украинский или бело-сине-белый флаг и даже вопрос беженцам из Мариуполя, как они смогли попасть в Россию, — «дискредитацией» российская полиция, а вслед за ней и суд могут посчитать что угодно.
В этом материале «Медуза» рассказывает о примерах антивоенного протеста россиян, признанных виновными по этой статье, — а фотограф Volya переосмысляет их акции и жесты в своих работах.
Что именно считается «дискредитацией» российских солдат
«Молчаливая поддержка»
Жителя Томска Станислава Кармарских задержали на одной из площадей, где проходил антивоенный митинг. Кармарских, решил Советский районный суд города, понимал, что «собравшиеся [на митинге] объединены единой целью подрыва доверия к решениям органов государственной власти Российской Федерации о проведении специальной военной операции по спасению Донбасса». Однако все же «выражал молчаливую поддержку противоправным целям мероприятия». А значит — «дискредитировал» российскую армию.
За это томичу назначили штраф 45 тысяч рублей. За «молчаливую поддержку» к административной ответственности привлекали и других россиян, вышедших на антивоенные акции.
Стихи Некрасова
Переводчица Любовь Сумм осуществила «публичные действия, направленные на дискредитацию использования вооруженных сил Российской Федерации», следует из решения Тверского районного суда Москвы. «Вина» Сумм в том, что она читала на Пушкинской площади стихотворение Николая Некрасова «Внимая ужасам войны», держа в руках плакат со строчкой из произведения: «То слезы бедных матерей! Им не забыть своих детей, Погибших на кровавой ниве, Как не поднять плакучей иве Своих поникнувших ветвей».
Содержание цитаты, решил суд, «по смыслу направлено на негативное отношение к проводимой специальной военной операции вооруженных сил РФ, а также к вооруженным силам РФ» и «фактически является аналогичным по содержанию информации, размещенной в сети Интернет и различных социальных сетях, которая выражает негативное отношение к событиям». Сумм оштрафовали на 50 тысяч рублей.
Краска
Новосибирец Станислав Карзанов облил крыльцо городской мэрии синей и желтой краской. Это, объяснял мужчина в Центральном районном суде города, было сделано «в знак мира»: синий цвет он использовал для обозначения неба, а желтый — солнца.
Суд с такой трактовкой не согласился и постановил: «Нанесение в публичном месте краски полосами синего и желтого цветов, символизирующих символику флага [Украины], искажает истинные задачи использования вооруженных сил Российской Федерации на территориях Донецкой Народной Республики, Луганской Народной Республики и Украины».
Карзанову назначили штраф — 48 тысяч рублей.
Пальто
20-летний петербуржец Демьян Беспокоев выразил свое отношение к войне с помощью пальто, которое когда-то носил его родственник. «Это пальто моего деда, во время ВОВ он был голодным ребенком на оккупированной территории, — написал Беспокоев краской на одежде. — Мне больно и страшно. Я не хочу войны!»
Пальто Беспокоев смог проносить только несколько недель, пока его не задержали на выходе из метро (о петербуржце, по его словам, полицейским сообщила именно сотрудница метрополитена). Суд посчитал, что надпись «дискредитирует» российскую армию, и назначил Беспокоеву штраф 45 тысяч рублей.
Желто-синяя шапка (и значок)
Как следует из постановления суда, жительница Москвы, находясь в общественном месте и «привлекая внимание прохожих», демонстрировала «предметы одежды и значок, раскрашенные в цвета флага Украины, а также содержащие изображение символики Украины на головном уборе и значке».
В Тверском районном суде москвичка объясняла, что она была уверена: «желто-синяя шапка со значком „пацифик“, а также флаг Украины в форме сердца не представляет никакой общественной опасности».
Суд с ней не согласился и назначил штраф — 30 тысяч рублей.
Буква Z (сломанная)
Жителя Пятигорска Дмитрия Семина признали виновным по статье о «дискредитации» и обязали выплатить штраф 30 тысяч рублей за то, что он повредил знак с буквой Z на горе Машук (собранный из спиленных во время субботника деревьев).
Порча символов так называемой специальной военной операции в целом нередко становится причиной для появления дел по статье о «дискредитации». Так, «дискредитировать» российскую армию, по мнению судов, можно, сорвав буквы Z и V со входа в спортивную школу, окон детского сада или рыночного ларька. Или повредив плакат с такой символикой. Или просто плюнув в одну из букв (за это суд назначил штраф 30 тысяч рублей).
Колючая проволока и роман Толстого
Жительница Уфы, следует из постановления Кировского районного суда города, публично «дискредитировала» российскую армию тем, что «своим визуальным образом выражала несогласие с проводимой вооруженными силами РФ специальной операцией в Украине».
А именно — «венком из живых цветов на голове, колючей проволокой, обмотанной вокруг тела, верхней одеждой в традиционном стиле, содержащим в себе элементы, относящиеся как к русскому, так и к украинскому национальному женскому костюму, с заклеенным скотчем ртом и с книгой Л. Н. Толстого „Война и мир“ в руке».
За это ее обязали выплатить штраф — 30 тысяч рублей.
Зеленые ленты
Как минимум трех жителей Великого Новгорода признали виновными в «дискредитации» и назначили им штрафы от 32 до 40 тысяч рублей из-за ленточки зеленого цвета на запястье (это один из символов антивоенного движения).
В постановлении суда, вынесенном по делу одного из новгородцев, строгое решение объясняется так: «Совершенное правонарушение посягает на защиту конституционных прав и свобод человека и гражданина, нравственности, общественного порядка».
Кавычки
Активист из Нижнего Новгорода Алексей Поднебесный «дискредитировал» российскую армию комментарием во «ВКонтакте», постановил Автозаводский районный суд города и назначил нижегородцу 30 тысяч рублей штрафа.
Поднебесный написал, что в Нижнем Новгороде есть дома без горячей воды и деньги, которые тратятся на «спецоперацию», можно было использовать для улучшения ситуации с ЖКХ.
«Слово „спецоперация“ обособлена Поднебесным А. Н. в кавычки, что, согласно правилам русского языка и в контексте изложенного Поднебесным А. Н., безусловно свидетельствует об ироническом, противоположном, пренебрежительном значении вышеуказанного слова (спецоперация)», решил суд.
Мешок
Житель Великого Новгорода, постановил районный суд, «искажал и дискредитировал задачи по использованию вооруженных сил Российской Федерации» тем, что, находясь возле одного из памятников и «надев на себя мешок, окрашенный в цвета флага Украины», «лежал на тротуаре, произнося при этом вслух названия городов Украины» — Буча, Мариуполь, Харьков, Львов. За это новгородец должен заплатить 45 тысяч рублей штрафа.
А вот что об этом думает автор фотопроекта
Volya
фотограф
Я из Беларуси, но семь лет жила в Москве. Работала фэшн-фотографом и думала, что буду делать красоту, не буду никуда вмешиваться, ни в какую политику — и все со временем поменяется. Когда начался ковид, я переехала в Минск и попала на протесты.
Тогда я поняла, что в Беларуси ничего не поменялось. Пока я хотела делать красоту и не хотела участвовать ни в каких политических делах, другие люди создавали жуткое, страшное государство. Для них мы, такие культурные, милые, добрые и порядочные, — слабаки, неудачники, которых можно избивать и которые, по их же словам, им «ничего не сделают».
Я поняла весь ужас своего подхода: он привел к тому, что у людей нет гражданского сознания, они всего боятся и слушаются тех, у кого есть сила. Я больше не могла снимать красоту, не могла делать вид, что все хорошо, и пытаться изолироваться от происходящего. И я решила продолжать снимать красиво, но уже протесты — и этим вдохновлять людей. Так вместо моделей и брендов у меня появились плакаты, протестная одежда и перформансы.
Я жила в протестах полтора года: волонтерила, организовывала акции, фотографировала. Это были полтора года под максимально жестким прессингом. За каждый выход [с протестом на улицу] был арест, жестокие избиения, пытки. Люди перестали выходить. Протест превратился в партизанское искусство либо тихие одиночные пикеты. Но я видела, как это вдохновляет людей.
Тот же проект «Вольный хор», когда люди выходили и пели. Или бабушка, которая стоит на дороге с плакатом. В какой-то момент у людей это стало вызывать не меньше восхищения, чем выход тысяч людей. Государство не зря тратит столько средств, человеческих ресурсов для подавления и массовых протестов, и маленьких. Человек выходит с плакатом — и через секунду на него бегут четыре омоновца. Прокуроры, судьи работают ради того, чтобы наказать человека с цветочком. Это значит, что государство боится. Боится таких людей с цветами. А раз оно боится, значит, мы должны продолжать.
Я помню, что в марте 2021 года еще ходила в суд к подруге в красном пальто и белом шарфе, я могла себе это позволить. Но после Дня воли все ужесточилось. Есть видео, как девушка идет в красном пальто, к ней подбегает сотрудник ОМОНа, хватает ее за горло и затаскивает в машину, потом на суде указывается, что она пикетировала. Я видела, как забирают людей [даже за одежду]…
И да, меняешь красное пальто на серое, начинаешь носить шапки до бровей и [медицинскую] маску, все время смотришь вниз, чтобы камера тебя не заметила. Так и живешь. Каждый день ждешь арестов, обысков. Потому что каждый день получаешь СМС, что пришли к твоей подруге или к человеку, с которым вы работали вместе. И ты ждешь. У тебя есть пакет с вещами для ареста.
В начале протестов я не могла поверить, что будут забирать за красное пальто (как-то раз даже шутила об этом), красные волосы или носки. Но уже через полгода оказалось, что красное пальто — это серьезно. А забрать могут и за более мелкие вещи: белый браслет, ленточки. Самое ужасное, что это принимаешь, начинаешь играть по этим правилам, прятаться, прятать вещи, вывозить [из дома] плакаты и флаги. Но, с другой стороны, по-другому ты не можешь, потому что, если оставишь все эти вещи, на тебя заведут уголовное дело.
Я уехала из Беларуси в ноябре прошлого года. Уехала в Москву — думала, что мне будет там полегче. Но оказалось, нет. Я везде видела полицию, Росгвардию — такой полицейский террор. Везде видела камеры, которых намного больше, чем в Минске. Мне было страшно все время.
Я недолго выдержала и уехала. Поняла, что в Москве делать акции намного сложнее, чем в Минске. Там намного все жестче, страшнее. Беларусь — маленькая страна, общество более консолидированно, и это спасает. А в России связи разорваны, [власти] могут делать страшные вещи, и о них никто не узнает. Поэтому для меня все, кто выходят в Москве или в России, — герои.
У людей, которые сейчас выходят на антивоенные акции в России, есть надежда. Они хотят, чтобы все вдохновились ими. По сути, когда я заново делаю их акции, я как раз выполняю этот завет — выходить и увеличивать количество участников. Я как будто говорю этим людям: «Я вас услышала, мы вас услышали, мы восхищаемся, вы герои, мы вдохновляемся вами и будем продолжать».
Эти акции я делаю в Грузии вместе с людьми из России. Обычно я в шутку пишу им: «Привет, хочешь „дискредитировать“ российскую армию?» Они охотно соглашаются. Акциями, которые мы делаем, мы формируем мнение, что борьба есть, что люди из России не поддерживают войну. И грузинам это очень важно. Они поддерживают тех, кто борется.
Иногда к нам подходят люди, задают вопросы. Как-то раз подходили женщины, говорили: «Мы из Абхазии, нам страшно, там тоже война». Девочка из России, которая стояла со стихами Некрасова, обняла их. И это как раз то, что никаким полицейским режимом не разрушить. То, что диктатура никогда не подавит, — человеческие отношения, доброту, поддержку и искусство.
Фотографии: Volya
Текст: Кристина Сафонова
Фоторедактор: Екатерина Балабан
Мы благодарим правозащитный проект «ОВД-Инфо» за помощь в подготовке этого материала