Жизнь здесь катится в хреновую сторону В ЛНР и ДНР на войну с Украиной забрали десятки тысяч жителей. Без них в тылу не работают предприятия, а спецслужбы преследуют даже жен призывников
С начала войны с Украиной в самопровозглашенных республиках Донбасса принудительно мобилизованы десятки тысяч жителей. Сами призывники испытывают недостаток в медицинской помощи, обмундировании и даже еде. Их близких, которые решаются заявлять о проблемах, преследуют спецслужбы. Тем временем шахты и коммунальные предприятия ЛНР и ДНР из-за нехватки работников останавливают работу, а риск техногенных катастроф в Донбассе высок как никогда. По просьбе «Медузы» журналист Глеб Голод рассказывает, как массовая мобилизация обескровила Донбасс.
Город опустел
Анна (имя изменено по просьбе героини) с рождения живет в Луганске. Она уезжала только на несколько лет, с 2015 по 2019 год, в Ростов-на-Дону. Там училась в университете, но потом вернулась домой.
«В 2014 я оканчивала школу, ждала, когда начнется настоящая молодость, студенческие годы. Но вместо этого началась война, пришлось уехать из родного города», — вспоминает она.
21 февраля мужу Анны Андрею (имя изменено) пришла повестка в военкомат. Андрей — сотрудник Государственного банка ЛНР, основного банка республики. Андрей рассчитывал, что работодатель предоставит ему «бронь» — единственный легальный способ для мужчин от 18 до 55 лет в ЛНР избежать мобилизации.
Но Андрею не переставали звонить из военкомата, вскоре повестка пришла в отдел кадров банка. После этого муж Анны отправился на пункт сбора.
«Их сутки катали по городу [по разным пунктам сбора и материального обеспечения], давали обмундирование. Еще неделю он был здесь [в Луганске], а потом их [призывников] всех повезли ночью на поезде через границу с Россией. Еще через пару дней они оказались в Валуйках Белгородской области вместе с российскими контрактниками. Через недели полторы наших перекинули в Харьковскую область. С тех пор там и находятся. Перебрасывают из села в село. Там они все выполняют функции „пушечного мяса“, — говорит Анна. И добавляет: — Знаю только, что [муж и его сослуживцы] роют окопы. Остальное — „не телефонный разговор“».
После мобилизации она своего мужа не видела. Поговорить по телефону получается раз в два дня. По словам Анны, добровольцев, готовых пойти воевать с Украиной, в Луганске оказалось немного. Из-за этого военные начали принудительно забирать всех мужчин, которых видели, — включая «бомжей и алкашей».
«Город опустел сразу же, как всех начали хватать на улицах. Порядка двух месяцев был штиль, потом постепенно все [мужчины призывного возраста] начали выходить [на улицы]. Сейчас лето, мужчины из своих домов вышли, все едут на шашлыки», — говорит Анна.
По данным «Восточной правозащитной группы», к середине июня принудительной мобилизации в Донбассе подверглись около 140 тысяч человек. Как говорит основатель этой правозащитной организации Павел Лисянский, по состоянию на апрель 48 тысяч мобилизованных отправились в бой — часть из них была ранена или убита. Он уточняет, что сейчас число людей, отправленных воевать, может быть вдвое больше.
Разницу между количеством призванных и оказавшихся непосредственно на фронте Лисянский объясняет так: многим принудительно мобилизованным поручили заниматься хозяйственным обеспечением войск в тылу.
Годны без ограничений
Уже после того, как муж Анны отправился воевать, она узнала, что у него была возможность уклониться от участия в боевых действиях — за взятку в полторы тысячи долларов. Об этом ей рассказали знакомые, которым удалось избежать отправки на фронт. В обмен на такую сумму призывник в ЛНР/ДНР может остаться служить в Луганске или Донецке и работать в части — по хозяйству или водителем.
«Медузе» не удалось поговорить с теми, кто воспользовался такой возможностью. Но о том, что такая практика существует и что сумма взятки примерно такая, говорит источник издания, связанный с властями ДНР.
По его словам, в Донецке сумма варьируется от одной до двух тысяч долларов. Люди «заносят» деньги в военкомат, а потом эти средства распределяются между комендантами воинских частей. Коменданты же выписывают призывнику справку о том, что он приписан к конкретной части и находится на внутренних работах. Средняя зарплата в самопровозглашенных республиках при этом составляет меньше двадцати трех тысяч рублей.
«Но если ты попал на войну, тебе уже ничего не поможет. Некоторые пытались косить через медкомиссию, чтобы вернуться обратно. Чуть ли не руки и ноги себе ломали [но все бесполезно]. У них мужик с грыжей сидит на передовой без какой-либо помощи больше двух недель. Двух недель, мать вашу!» — рассказывает Анна.
А потом объясняет, что у кого-то из мобилизованных все-таки получается вернуться в тыл по состоянию здоровья: «У коллеги мужа недавно забрали оттуда с защемлением [нерва]. Еще одного [знакомого] — с язвой, третьего — с отравлением. За определенный ценник они остались здесь [в Луганске] и до сих пор находятся на „больничных“».
Еще одна жительница Луганска Ирина (имя изменено по просьбе героини) рассказывает, что ее больного мужа Игоря (имя изменено), инженера сталелитейного завода, отправили воевать в Харьковскую область. «Бронь» от предприятия ему тоже не досталась.
Первые три месяца войны Ирине удавалось созваниваться с мужем. Связь с ним пропала 23 мая. По ее словам, это произошло, когда их полк решили отправить на учения — это случилось, как ни странно, после трех месяцев войны. 1 июня Ирина узнала от знакомой, что ее муж находится в госпитале. Ни причину, по которой он туда попал, ни расположение госпиталя ей выяснить не удалось. Все три месяца войны до этого полк ее мужа занимался «удержанием позиций», то есть рытьем окопов, патрулированием захваченных территорий и возведением блиндажей.
«У него варикоз. Нога отекает и опухает, сильные проблемы с кровообращением. Можно сказать, что нога у него не совсем здорова. А его такого воевать отправили. Думаю, он, пока копал окопы, окончательно ногу добил и поэтому в госпитале оказался», — говорит Ирина.
11 июня муж позвонил ей и сообщил, что его комиссовали по состоянию здоровья. Но уже спустя несколько часов перезвонил и сказал, что его отправляют обратно на фронт, в Северодонецк. Бои за этот город шли до конца июня, сейчас он находится под контролем российской армии.
21 июня Игоря привезли в Луганск на лечение в госпиталь. Там его прооперировали, но он по-прежнему в плохом состоянии из-за воспаления в ноге. Он рассказал супруге, что в его роте из сорока человек к моменту его возвращения осталось всего восемь.
«Наша бесплатная медицина для военных оказалась далеко не бесплатной. Мы платим даже за бинты и лезвия», — замечает Ирина.
1 июня критикующий донецкие власти телеграм-канал «БЭТМЕН ДНР» опубликовал видео с бойцами 113-го стрелкового полка мобилизационного резерва ДНР. В нем солдаты обращаются к Владимиру Путину и говорят, что в их рядах находятся те, кто не должен быть мобилизован. После окончания речи несколько солдат называют свои диагнозы. Среди них встречаются пиелонефрит, прогрессирующий тромбофлебит и цирроз печени. Один из солдат заявляет о том, что у него имеется психическое расстройство.
«Я, Макеев Дмитрий Эдуардович, с 2002 года состою на учете в психоневрологическом диспансере с диагнозом „расстройство психики и склонность к суициду“. 26 февраля был принудительно доставлен в военкомат, обратился к медикам, на что получил ответ: „Присаживайся, годен“. Кроме того, у меня имеется гипертония и болен я гепатитом С», — говорит он. «Медузе» удалось подтвердить его личность. Согласно профилю в соцсети «ВКонтакте», Дмитрий Макеев работает в администрации Киевского района Донецка.
Найти удалось и еще нескольких военных, которые заявляют в видео о своих заболеваниях. Так, Константин Полянский, который жалуется на обрыв бицепса, паховую грыжу и проблемы со слухом и зрением, является тренером по троеборью в Зугрэсе — городе, который находится под контролем ДНР.
3 июня тот же телеграм-канал со ссылкой на свои источники сообщил, что за выступившим в обращении к Путину командиром роты (его имя не называется) «приехало вышестоящее начальство и увезло в неизвестном направлении».
На семнадцать человек — один бронежилет
В середине мая в соцсетях разошлось видео митинга жен бойцов 206-го полка народной милиции ЛНР. Они заявляли, что российские войска отступили из Харьковской области, бросив на позициях их мужей. Женщины требовали встречи с главой самопровозглашенной республики Леонидом Пасечником.
Спустя неделю телеканал НТВ выпустил сюжет, посвященный «девушке из шахтерского городка Антрацит». Ее лицо было скрыто, имя не называлось, а на камеру женщина сказала, что якобы была завербована спецслужбами Украины и за 300 долларов в месяц писала «провокационные сообщения в группах и закрытых чатах, где общаются родственники мобилизованных луганчан».
В сюжете показано и ставшее популярным видео с митинга, который провели в Луганске жены мобилизованных. Кадры сопровождаются комментарием: «Слово в слово — фейки, которыми бомбила в чаты и сети агент украинских спецслужб из Антрацита». Ей, по словам сотрудника НТВ, грозит 20 лет лишения свободы за госизмену и организацию массовых беспорядков.
Анна из Луганска дружит со многими семьями призывников. Она рассказывает, что происходит с женами и родственницами бойцов 206-го полка после митинга. Она рассказывает «Медузе», что сразу после публикации видео по квартирам участниц чатов в WhatsApp, посвященных мобилизации, стали ходить сотрудники луганского МГБ. Они предлагали либо рассказывать им об информации, которая публикуется в чатах и связана с любым недовольством «спецоперацией», либо пройти с ними «в отделение».
Какие наступили последствия для тех, кто отказался от предложенных сотрудниками спецслужб условий, неизвестно. Потому что (по информации Анны) никто из тех, к кому пришли, не стал вступать в конфликт с МГБ. То есть родственники соглашались сотрудничать с силовиками.
После этих визитов любые попытки провести уличные акции в Луганске прекратились. Как объясняет Анна, теперь женщины пишут обращения к местным властям и в «Единую Россию».
«Не ожидала, что нам рты тут так позакрывают всем, — говорит Анна. — Мужиков из 206-го полка тогда забрали [на время с фронта]. Тех, кому выжить удалось. Там куча двухсотых, трехсотых и пленных. Их привезли в итоге под конвоем, как зэков каких-то, катали три дня по России. Почему их не повезли в Луганск — не ясно. Жены ночевали на железнодорожной станции — ждали, когда мужей привезут. А их домой [в Луганск] не отпустили даже на день. Привезли [в тыл], переодели — и на Северодонецк обратно кинули. По местному каналу, естественно, показали, какие они классные».
Анна и Ирина рассказывают, что мобилизованным катастрофически не хватает обмундирования и одежды. Все боевые выплаты, рассказывают они (а это до 70 тысяч рублей в месяц), уходят на одежду и передачки для воюющих мужей.
«У них из обмундирования только кепки задрипанные, каждому выдали. На семнадцать человек — один броник и одна каска советских времен, больше ничего. Как так можно воевать, не знаю», — возмущается Анна.
Футболки, штаны, носки и трусы женщины закупают мужьям сами — в армиях республик этих вещей не выдают. Даже форму приходится покупать в военторге.
«В военторгах местных сумасшедшие очереди и цены растут. Мой брат тоже находится на войне, но у нас в регионе. Он приезжал на побывку две недели назад — форма стоила 3500 рублей. Приехал несколько дней назад — уже 5000 рублей. Мы им сами всю одежду передаем необходимую. Когда было холодно, бушлаты передавали. Плюс вещмешки, рюкзаки какие-нибудь», — жалуется Ирина.
Она говорит, что в посылку солдатам жены обязательно кладут чай, кофе, шампунь, зубную пасту, сладкое. «У них там даже хлеба нет, но его передать проблематично. Чтобы чай себе заварить хоть какой-то, они ветки малины ломали. Живут они без света, поэтому мы им передаем сухое горючее и свечки. А еще влажные салфетки обязательно, потому что часто они обходятся без воды. Так хоть протереться смогут», — говорит она.
Обе женщины рассказывают, что жены мобилизованных надеялись на ротацию и очень ждали ее. По слухам, смена состава на фронте должна была произойти на 90-й день войны. «В итоге они [слухи] подтвердились, но только наполовину, — говорит Ирина. — Ротировали сотрудников министерств и „Мира Луганщине“».
Теперь в штабе воинской части (номер части имеется в распоряжении «Медузы») им говорят, что мужей никто не вернет, пока «все не закончится».
По словам Анны, ее знакомая написала письмо в Минобороны России с просьбой вернуть мужчин с фронта. Оттуда ей пришел ответ (имеется в распоряжении «Медузы»), что, согласно договору о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между ЛНР и РФ, Россия не имеет права вмешиваться во внутренние дела республики.
Анна:
Все надеются, что у нас и сбербанки появятся, и доставки, и границу с РФ уберут. Маленький наивный народ. Жизнь здесь катится в хреновую сторону. Никому ничего не надо, все только открывают карман пошире. Цены на все растут. Интегрируемся в Россию полным ходом. Украины здесь уже точно не будет.
Я рассчитываю на мир, все равно с кем. Я пережила 2014-й под обстрелами, а мой муж находится под ними на войне сейчас. Говорят, их полк уже русские бросили тоже [при отступлении]. Надеюсь, они не повторят судьбу 206-го полка.
Бумажная мобилизация
Все собеседники «Медузы» утверждают, что после женских протестов темпы мобилизации в Донбассе на время снизились, но сейчас призыв снова активизировался. Скрывается от него при этом все меньше людей — хотя есть и такие, кто не выходил из дома с самого начала войны. Атмосферу в городе Анна описывает одним словом: «Хреновая».
Источник, связанный с властями ДНР, называет мобилизацию самым страшным преступлением, совершенным республиканскими властями и «их кураторами в погонах» за прошедшие восемь лет. По его словам, в течение всего времени существования самопровозглашенной республики ее руководство докладывало, что народная милиция ДНР укомплектована на 96–97%. Хотя, по его данным, она была укомплектована чуть больше чем наполовину (собеседник ссылается на информацию, которую получил от знакомых военных). Такое расхождение реальности с отчетами он объясняет коррупцией. Собеседник «Медузы» возмущается:
На офицерских должностях в штабах числилось огромное количество женщин, которых никто никогда [на службе] не видел. Жены да любовницы [руководящего состава]. А деньги добросовестно получались и разворовывались. Но когда пришло время воевать, штат народной милиции срочно начали комплектовать из «больных и нищих».
Никакой медкомиссии, никакой подготовки. Нормой для мобилизованных стало получить форму, далеко не всегда подходящую по размеру, автомат, а иногда и «мосинку», каску образца [одна тысяча девятьсот] пятьдесят третьего года, один магазин и десять патронов.
И вот эту массу необученных, не экипированных и не мотивированных людей кинули на штурм Волновахи, Мариуполя и Марьинки. Туда, где к войне [вооруженные силы Украины] готовились восемь лет, закапывались и заливали бетоном позиции, людей готовили спецы из стран НАТО и вооружали последними образцами оружия! Что это, если не преступление?
Правозащитник из «Восточной правозащитной группы» Павел Лисянский объясняет, что уже в 2021 году в ЛНР и ДНР резервистов начали призывать на учения, аналогичные российскому проекту БАРС. БАРС (Боевой армейский резерв страны) был запущен Минобороны России в 2021 году. Его цель — призвать на учения людей, находящихся в запасе, и тем самым увеличить боеспособность армии. Записавшиеся в мобилизационный резерв получают за это льготы, а за участие в учениях — и деньги (в зависимости от воинской специальности) при сохранении зарплаты на их рабочем месте. Благодаря этому проекту, к примеру, в Южном военном округе России удалось увеличить численность вооруженных сил на сорок тысяч человек. Вступившие в проект должны проходить ежемесячные тренировки и раз в год ездить на сборы.
На учения с резервистами в Донбассе средства выделяла Россия, утверждает Павел Лисянский со ссылкой на свои источники в республиках. По его словам, деньги в ДНР и ЛНР возили наличными. Эту информацию подтверждает и источник «Медузы», связанный с властями ДНР.
Лисянский говорит:
По этой системе было произведено восемь мобилизаций [для участия в учениях] в прошлом году. За участие в этих сборах люди получали по 3–5 тысяч рублей, а потом их ставили на учет как резервистов на случай боевых действий. Деньги на это привозили из Ростова, их привозили русские офицеры. Они завлекали резервистов, обещая им несколько тысяч рублей за поездку на сборы на неделю раз в два месяца. Идея была в том, чтобы они были готовы начать воевать.
Он уверен, что часть доплат в ЛНР и ДНР разворовали и «когда 24 февраля все началось, они [власти в Донецке и Луганске] посмотрели и не увидели того количества резервистов, о котором им отчитывались». «В списках были мертвые души. Принудительная мобилизация — это следствие украденных на сборах денег», — заключает Лисянский.
На сайте, где размещаются решения главы ЛНР, можно найти указы о проведении военных сборов для граждан, пребывающих в запасе, в мае, июне, августе, сентябре и октябре 2021 года и в январе 2022 года. В документах содержится распоряжение «сохранить рабочие места и оплату труда работникам предприятий, организаций и учреждений, призванным на учебные военные сборы». Оно адресовано руководителям этих предприятий.
«Параллельно к началу войны они создали специальные войска, куда входили сотрудники их [республиканских] судов, прокуратур, полиции. Они отчитывались о списочном составе в Россию — и воровали деньги. Они создали их раньше, чем сообщили об этом публично. Реальный армейский состав же сильно отличался от того, что они подавали на бумаге. Никто летом 2021 года не думал, что будут полномасштабные военные действия. Местные чиновники и силовики поняли, что полетят шапки и погоны, и, чтобы скрыть свои недоработки, объявили всеобщую мобилизацию. На время это все [то есть призыв] поутихло благодаря женским протестам», — замечает Лисянский.
«Медуза» обратилась с вопросами о численном составе народной милиции ДНР, числе резервистов, источниках финансирования учений и случаях коррупции к представителям самопровозглашенной республики. Ответа не последовало.
Уголь, вода и свет
В ЛНР и ДНР сейчас есть серьезные трудности с коммунальной инфраструктурой. Об этом говорят почти все собеседники «Медузы», чаще всего они жалуются на проблемы с водой, газом и электричеством. Причем эти сложности есть даже в тех местах, где нет активных боевых действий. Острее всего — с водой.
Отчасти это связано с нехваткой персонала на коммунальных предприятиях, но в куда большей степени — с войной и с тем, как устроена система обеспечения Донбасса водой. Схематично она выглядит так: подконтрольные и Украине, и пророссийским силам территории пользуются общей инфраструктурой, почти 95 процентов воды поступает в систему из Северского Донца. В случае с Донецком и расположенными рядом с ним городами — благодаря каналу «Северский Донец — Донбасс» (он берет свое начало в районе Славянска). В случае с Луганском — через инфраструктуру Попаснянского районного водоканала.
Как отмечала в своем докладе специальная мониторинговая миссия ОБСЕ, проблемы с ремонтом труб и оборудования единой системы водоснабжения Донбасса были еще до наступления горячей фазы конфликта. Но все-таки Украина и самопровозглашенные республики продолжали совместно использовать и поддерживать общую инфраструктуру в рабочем состоянии. С началом боев это во многих случаях стало невозможно. Например, сейчас боевые действия идут в районе Славянска, а в начале мая столкновения были в Попасной (Попаснянский водоканал, как и весь город, серьезно пострадал).
Глава Луганской области Сергей Гайдай тогда заявлял, что до конца войны восстановить мощности водоканала Украина не сможет, а без воды из-за этого может остаться миллион человек — как на территории областей, подконтрольных Украине, так и в ЛНР. Это заявление прозвучало еще до того, как Россия и ее сателлиты заняли практически всю Луганскую область.
Помимо текущих проблем — из-за боев — угрозу представляет и массовая принудительная мобилизация в Донбассе. Из-за призыва острый недостаток персонала испытывают практически все предприятия ЛНР и ДНР. По словам источника, связанного с властями ДНР, на донецких предприятиях мобилизовано до 75% сотрудников.
«В электросетях не мобилизовали спецов с пятой группой допуска, но таких в принципе единицы. Через министерство доходов и сборов [ДНР] бронь получают директора предприятий всех форм собственности. Простых работников же мобилизуют. После регулярных обстрелов Донецка эта ситуация усугубилась», — говорит он.
Сотрудники государственных предприятий составляют 80% принудительно мобилизованных, замечает правозащитник Павел Лисянский. Он объясняет это тем, что персонал госпредприятий «был на виду» и потому попал в первую волну мобилизации, с 21 по 24 февраля 2022 года. Хотя дефицит кадров теперь ощущается не только в инфраструктурных предприятиях, но и в шахтах.
Лисянский сам родился в шахтерском городе Антраците и долгое время работал заместителем директора шахты по охране труда. Он говорит, что сегодня на территориях, подконтрольных ЛНР и ДНР, осталось порядка 27 действующих угольных шахт. После мобилизации все они находятся в простое из-за нехватки работников, а добыча угля по сравнению с прошлым годом упала в пять раз. Остановка шахт может привести Донбасс к техногенной катастрофе. Лисянский объясняет:
В лаве есть огромное давление. Если шахта становится на простой, эту лаву [то есть выработанное пространство с оборудованием] просто давит [породой]. Второй момент — это вода. Она поднимается вверх [из шахт], выталкивает газ. Если вода смешивается с грунтом и попадает в водохранилище, она заражает воду в нем. Соответственно, та становится непригодной для питья.
Также есть вероятность, что воды поднимутся на поверхность и начнут подмывать грунт. Он станет неустойчивым, начнут проваливаться дома. Плюс метан. Если он выйдет на поверхность, одному богу известно, что произойдет. Вполне может рвануть. Раньше Украина на линии разграничения откачивала эту воду, теперь у нее нет такой возможности.
Бывший преподаватель кафедры разработки добычи полезных ископаемых Донбасского государственного технического института Юрий Бубунец в разговоре с «Медузой» подтверждает слова Лисянского о том, что главной угрозой для региона теперь является выход на поверхность воды с повышенным содержанием солей (сульфаты, хлориды и соли марганца) и газа.
«Когда шахта работает в штатном режиме, там происходит нарушение водоносных горизонтов. Воды по разрушенным трещинам идут, попадают в выработки, а затем выкачиваются на поверхность. Когда шахта останавливается и прекращается откачка воды — поднимаются уровни грунтовых вод. Они могут смешиваться и попадать в питьевую воду, может произойти заражение водоемов за счет уровня подъема подземных шахтных вод. То же самое с метаном, который есть во многих шахтах. Он может попасть в погреба и взорваться», — говорит Бубунец.
Он добавляет, что «после мобилизации большое количество обслуживающего персонала с шахт забрали», а «когда некому под землей обслуживать системы по откачке воды и газа, на поверхности происходят загрязнения и взрывы».
Глеб Голод