«Вам, русским, не о чем беспокоиться. Кавказцы все сделают» Дагестан — рекордсмен по количеству солдатских гробов из Украины. Вот что думают об этом в самой республике. Репортаж Владимира Севриновского
Дагестан — один из российских регионов, где юноши не только не пытаются избежать срочной службы, но даже платят взятки, чтобы туда попасть. Из-за квот здесь в каждый призыв принимает присягу лишь небольшая часть всех призывников республики. А в Дагестане, с огромным уровнем безработицы, служба в армии, срочная, а затем по контракту — важнейший социальный лифт. С начала вторжения в Украину здесь шел набор контрактников, и некоторые из них уже успели вернуться домой в гробах. Точное количество погибших в Украине российских солдат неизвестно — оно варьируется от 1351 человека (это данные от российского Минобороны от 25 марта, с тех пор официальные данные не обновлялись) до 19 тысяч по версии украинской стороны. Погибших солдат из Дагестана уже может быть больше сотни. По просьбе «Медузы» Владимир Севриновский отправился в Махачкалу и горные села республики, чтобы узнать, как дагестанцы оплакивают своих сыновей и что думают о войне.
«Мы люди подневольные»
«Я с детства боялся обращения „брат“, — объясняет „Медузе“ учитель из дагестанского села, попросивший сохранить его анонимность. — Если кто-то вдруг подходит и говорит: „Брат!“ — значит, думал я, хочет ограбить или схитрить. А вот сейчас, в очередной раз услышав выражение „братский народ“, осознал, что над словосочетаниями действуют те же законы, что и над словами».
Недавно школьники одного из классов нарисовали учителю на доске букву Z и демонстративно перестали выполнять задания. Получив низкие оценки, они донесли классному руководителю, что учитель якобы отомстил им за «патриотиZм», рассказывает он «Медузе». Утешило преподавателя лишь то, что вечером к нему домой зашли другие подростки, которые, по его словам, «все видят и все понимают».
Ученики, нарисовавшие на доске букву Z, заявили учителю, что Путин — сила, Россия скоро победит, а его как врага народа посадят на 15 лет, и почему-то добавили: «Как Навального». Он сперва хотел уволиться, говорит он «Медузе», но потом передумал. Помимо этого класса, есть и другие дети.
Война расколола дагестанское общество. Многие, как и везде в стране, поддержали «борьбу с фашизмом». В центре Махачкалы, на проспекте Расула Гамзатова, лозунг: «Zа мир!» повесили на здании Русского театра. Под ним афиша совместного выступления двух ансамблей — «Донбасса» и свежепереименованной «ЛеZгинки». Мимо проезжают маршрутки с той же буквой на борту, однако частных машин с ней почти нет.
«Коллега при встрече спросила, будем ли мы прописывать в печатной продукции этот знак, букву Z, — рассказала „Медузе“ директор одного из республиканских учреждений культуры. — Я, естественно, отказалась и в свою очередь спросила ее зачем. „Ну нам рекомендовали, мы люди подневольные…“»
«Нужно что-то делать, — говорит она корреспонденту „Медузы“. — Все эти сказки, что культура вне политики, преступны. Невозможно быть вне политики, когда такое происходит в стране. Надо стараться не загреметь под эти ужасные статьи [о цензуре] и людей опасности не подвергать, но молчать невозможно. Пусть не прямо, но мы должны говорить о том, что происходит».
Наряду со спортом армейская служба в дотационной республике — один из главных социальных лифтов. Призыв срочников в Дагестане ограничен квотами, за прохождение службы даже дают взятки. В весенний призыв 2021 года Минобороны отчиталось о наборе около 3 тысяч человек (общее количество призывников в 2020 году оценивалось в 60 тысяч). При этом в марте 2022 года дагестанские военкоматы начали активно набирать контрактников для участия в «спецоперации». Им предлагали жалованье от 177 тысяч рублей для рядового (стрелка) до 215 тысяч для прапорщика (старшины). Средняя зарплата в республике чуть больше 32 тысяч рублей, а уровень безработицы составил в 2021 году свыше 15% (при среднем по России чуть более 4% на конец года).
Об успешности набора сведения противоречивые. По сообщению РИА «Дагестан» от 18 марта, «за последнюю неделю сборный пункт Дагестана заключил более 300 краткосрочных военных контрактов на прохождение военной службы». При этом в приемной военкомата Бабаюртовского района корреспонденту газеты «Черновик» сообщили, что набор на «спецоперацию» действовал до 10 марта, а откликнувшихся не было. В материале от 11 марта приводятся слова дежурного из республиканского военкомата, что набор контрактников продолжается, но не в Украину.
С первых же дней вторжения в Украину в дагестанские семьи пошли похоронки. Только в двух некрологах, опубликованных в газете «Черновик» 11 и 18 марта, перечислено 35 человек. По данным издания «Кавказ.Реалии», к 23 марта на войне погибло не менее 60 жителей республики. В неофициальных списках, составляемых на основе сообщений в СМИ и соцсетях, уже больше сотни имен солдат из Дагестана, погибших в Украине. По этому показателю Дагестан среди всех национальных республик идет с существенным отрывом даже от второго места — Бурятии.
Дагестанское издание «Черновик» еще во второй половине марта писало о родителях военнослужащих из республики, которые не могут найти сыновей. По мессенджерам, как убедился корреспондент «Медузы», распространяется информация о госпиталях, якобы переполненных ранеными дагестанцами. «Один родственник с серьезными осколочными ранениями, другой погиб, — пишет в соцсетях махачкалинец Ахмед (имя изменено). — Таковы промежуточные итоги абсолютно тупой бойни на чужой земле».
Мир мужчин
В горном селе Кани, когда-то обширном, сейчас живет около 30 семей — условия тяжелые, большинство уехало на равнину. На войну отсюда, по словам местных жителей, ушли 20 мужчин. Первого апреля, накануне месяца Рамадан, сюда одна за другой подъезжают машины, полные людей в темных одеждах. Они собрались помянуть 25-летнего десантника Нурмагомеда Гаджимагомедова, погибшего 24 февраля, в самом начале вторжения. До того он воевал в Сирии. По официальной версии, раненый Гаджимагомедов попал в окружение и подорвал гранатой себя вместе с украинцами. «Он пошел на такой шаг, потому что понимал, с кем имеет дело, — с неонацистами, которые издеваются над пленными и зверски их убивают», — сказал Владимир Путин. Третьего марта президент присвоил Гаджимагомедову звание Героя России. С тех пор возле дорог в Дагестане появились щиты с парадным портретом Нурмагомеда.
Женские рыдания слышны далеко за пределами сельского кладбища. Родственницы плачут возле могилы, усыпанной конфетами, рисом и халвой. Мужчины стоят чуть поодаль и терпеливо ждут. Некоторые тихо утирают глаза платком. Лишь когда женщины, смолкнув, уходят, они приступают к молитве. Потом все идут в дом погибшего. Женщины хлопочут внутри, мужчины сидят снаружи на импровизированных скамейках из досок.
«Детство его прошло в этом доме. Настоящий горец, пусть Аллах обрадует его раем. Жизнерадостный, воспитанный, спокойный парень был. Сильно любил горы. В отпуск приезжал — каждый раз новую высоту покорял. Даже год совместно не прожил с супругой, — рассказывает „Медузе“ Малик, дядя погибшего. — Двадцатого февраля у него родилась дочка, двадцать четвертого он упокоился. Ребенка даже на руках не подержал. После армии собирался в Дагестан вернуться. Говорил, что, может, даже переедет в горы, разведет хозяйство. Много планов было на жизнь, но она прервалась».
«Я сам служил в Советской армии, — добавляет белобородый старик, еще один родственник покойного. — В десантных войсках в Фергане. Когда он маленьким был, я ему рассказывал, как прыгал».
В Украине бывший десантник не был, но в правильности войны не сомневается. На вопрос, зачем воевать, он отвечает: «Еще в 1945 году Сталин не уничтожил этих националистов. Они подняли головы. Если б наши войска не пошли туда, они бы на нашу страну посягнули. Поэтому Владимир Владимирович правильно поступил».
«Он был мужественный по факту рождения, — говорит Мурад, другой дядя Нурмагомеда. — У него были качества, присущие мужчине. Его увлечения — спорт, единоборства. Еще подростком он знал, что будет служить. Он никогда своего солдата, брата по оружию, не оставил бы. Потому и поехал. Родину защищать». На вопрос корреспондента «Медузы», почему Нурмагомед должен был защищать свою родину именно в Украине, Мурад коротко отвечает: «Без комментариев».
Такими «без комментариев» интервью с камерой обрываются часто. А без нее в горах слышишь, как люди яростно спорят о войне и, не стесняясь среди своих, называют ее войной. «Мобилизацию объявят — и ты поедешь!» — говорит в присутствии корреспондента «Медузы» один горец другому. «Не поеду! — горячится второй. — В тюрьму сяду, но не поеду. За кого, за что? Если сюда, к нам на родину, придут, я пойду первым, базару нет. Но на Россию же никто не нападал. Не нацики наши враги. На сотни миллионов долларов яхты [олигархов] арестовали. А на весь горный Дагестан ни одного МРТ-аппарата. Это тоже нацики сделали? Почему столько молодых ребят в армии? Потому что другой работы нет. Без работы нас кто оставил, нацики или правительство?»
У отправившихся на войну мотивы зачастую далеки от политических и даже денежных. По рассказам родственников солдат, многие считают, что «отсиживаться, словно какой-то гусь» — не по-мужски. «Нормальный пацан», когда друзья воюют, должен присоединиться, чтобы не прослыть трусом. Один парень не имел ничего против украинцев и не желал брать в руки оружие, но, когда на «спецоперацию» записался друг, тоже оформил контракт — чтобы быть рядом, рассказывает «Медузе» местный житель.
Мир женщин
Недалеко от Кани, в крупном селении Кули, до сих пор оплакивают 21-летнего Махмуда Чаннанова, который погиб 28 февраля и был посмертно награжден орденом Мужества. Близкие наперебой рассказывают, как мальчик мечтал стать футболистом, как всегда перед прогулкой спрашивал, нет ли для него работы.
Хозяйство, в котором вырос Махмуд, крепкое, но небольшое. В чистом загоне стоят две коровы с теленком. Рядом с ним — стены из бережно сложенного кизяка, которым тут топят печи. Отец Махмуда давно покинул семью, поэтому мальчика воспитывали женщины из рода матери. На кухне сельского дома собрались три горянки в траурных одеждах — Шамсият, мать Махмуда, Лиза, его бабушка, и Хадижат, тетя. Больше нет никого. Весеннее солнце светит сзади сквозь плотные занавески, и лица женщин кажутся потемневшими от горя.
«В армию он сам захотел. Мать и бабушка согласились. Без военного билета мужчине тяжело устроиться на работу. С удовольствием мы его проводили», — вздыхает Хадижат. За спиной она держит маленького сына — в горных селах так традиционно носили младенцев, чтобы освобождать руки для работы.
«Поначалу он жаловался. Уже в конце, перед смертью, сказал маме и бабушке, что ему начинает нравиться. Поправился, возмужал, красавчиком стал, и именно в это время Всевышний забрал его. Мы его таким не увидели, только по фотографиям, — рассказывает Хадижат. — Махмуд не говорил, что пойдут прямо в Украину, в горячие точки. Сказал: „Мы будем как поддержка“. В последний раз позвонил бабушке утром 23 числа. Сообщил, что телефоны собирают, больше они на связь не выйдут».
О боях женщины узнали из телепередач. Когда появились новости о первых убитых, им стало страшно. Утром 28 февраля мать сама позвонила командиру сына — тот ответил, что с ним все в порядке. Шамсият немного успокоилась, но все равно не расставалась с телефоном. На следующий день она решила немного поспать после ночной смены и передала мобильник Хадижат. Вскоре тетя получила сообщение: «Махмуда больше нет».
«Он у меня был один, — утирает слезы Шамсият. — Раньше на войну не брали единственных детей в семье. Почему так получилось? Я ведь немолодая. До сих пор наблюдаю, есть ли сын в ватсапе. Он бабушке рассказывал, что другие матери очень плачут. Видимо, они понимали, куда их детей везут».
Особенно родственниц Махмуда задевают комментарии украинцев в соцсетях, будто он поехал убивать детей. «Он бы никогда никого не обидел, — уверяет Шамсият. — Он служил родине, принял присягу. Это его обязанность, работа была».
Теперь мать и бабушка тяжело переживают, что поддержали решение сына идти в армию. «Если б мы знали, то насильно бы его оттуда забрали, — вздыхает Хадижат. — Столько труда мама вложила в ребенка, чтобы он в 21 год…»
Во время долгого сбивчивого рассказа женщин дверь несколько раз хлопает. Когда возвращается тишина, весь дом уже наполнен молчаливыми мужчинами. Седобородый дед медленно, одну за другой достает почетные грамоты погибшего солдата — за футбол, за легкую атлетику, за участие младшеклассника в жизни лагеря «Солнышко»… В протянутой загрубевшей ладони звенят многочисленные спортивные медали. Наконец мужчины вносят последние реликвии — военную форму и орден Мужества, серебряный крест в красной коробочке. За какой подвиг погибшему дали награду, никто объяснить не смог.
«Кавказцы все сделают»
Четвертого апреля родственниц Махмуда вместе с другими близкими погибших принял глава Дагестана Сергей Меликов. Он поблагодарил матерей и отцов за то, что воспитали воинов, и объявил о перечислении 50 миллионов рублей из республиканского бюджета в фонд помощи семьям погибших.
«Люди, рожденные настоящими бойцами, наделенные готовностью к подвигу, — такими были сыны Дагестана, не пожелавшие мириться с попытками разрушить наши традиционные ценности, уничтожить историческую память о подвигах бесстрашного поколения Великой Отечественной войны, — заявил Меликов во время встречи с семьями погибших на войне в Украине. — Сегодня наши солдаты и офицеры в полной уверенности в своей правоте бьются за тот мир, который отстояли, сберегли их деды и прадеды».
Дальше глава региона процитировал Расула Гамзатова: «К сожалению, оказалось, что только война может востребовать и воспеть людей чести и совести».
Незадолго до этого родственник погибшего солдата на гораздо менее парадной встрече цитировал того же поэта. «Пусть будет на земле дешевле хлеб, а человеческая жизнь дороже», — сначала сказал он, а потом прочитал последние строчки стихотворения «Проклятие»:
Мне все народы очень нравятся.
И трижды будет проклят тот,
Кто вздумает, кто попытается
Чернить какой-нибудь народ.
* * *
На берегу моря в Махачкале среди отдыхающих сидел старик и вслух рассуждал о войне. Услышав от проходящего москвича, что тот против войны, он успокоил его: «Вам, русским, не о чем беспокоиться. Кавказцы все сделают. За Родину, за Сталина, за Путина!»